Паника – состояние, неприемлемое для мэтра. Тот, кто подвержен страху, не способен увидеть выход из западни.
Пособие для начинающего некроманта
Леди де Ривье, оставив подпись в привезенных бумагах, вскоре покинула замок, сославшись на срочные дела. Следом за ней, предварительно наложив на мой дар ограничивающее заклятие, ушел мастер Лиурой. Граф Экхимос взял на себя обязанность провести королевских надзирающих по первому этажу замка, чтобы показать объем предстоящих работ. Потом поднялся вместе с ним на наружную стену, что-то рассказывая и тыкая пальцем в сторону виднеющихся вдалеке деревень. Но через пару часов вернулся в холл, подписал какие-то бумаги и, проводив шумно отдувающихся толстяков к телепортационной арке, витиевато со мной попрощался. Напоследок заявив, что господин Бодирэ переселится в замок уже завтра, так что мне следует позаботиться о его размещении.
Я отстраненно кивнул, проводил его сиятельство к телепорту и в задумчивости присел на краешек тумбы.
Интересно, могло ли случиться так, что в моем теле оказался не темный, а светлый дар? Вряд ли барон посмел бы бросить сына на алтарь, если бы знал, что он – одаренный. Получается, дар открылся лишь на пороге смерти? Как раз в тот недобрый момент, когда Нич проводил над ним ритуал перемещения душ?
Ладно, допустим. Но я же наложил на тело личную печать, которая должна была вобрать в себя некоторую часть моих прежних сил и, следовательно, остановить развитие светлого дара на прежнем уровне или даже задавить его в зародыше.
Получается, печать не сработала? Но почему тогда откликнулось зеркало? Почему меня узнала Лишия? По какой причине начало спадать ее проклятие? И с какого, позвольте спросить, случая мои умсаки все еще топчут эту землю?!
Когда некромант умирает, его творения теряют силу, тогда как мои резвые кони… да и не только они… превосходно себя чувствуют, регулярно вывозят из замка горы мусора, и, кажется, стали даже сильнее.
Я настолько глубоко над этим задумался, что пропустил приближение вечера. И, вполне возможно, просидел бы во дворе до поздней ночи, если бы не услышал над головой тихий шорох и не вспомнил, что вместе со служанкой перевез сюда не только опасные артефакты.
– Легкой смерти, хозяин, – вкрадчиво прошелестела ночь, потревожив сгустившуюся тишину негромким хлопком.
Я повернул голову и, проследив за метнувшейся в вышине тенью, нахмурился:
– Бескрылый?
– Я, хозяин, – прошептала тень, перелетев немного ближе. – А ты, никак, загрустил?
– Скорее, задумался. Вы давно проснулись?
– Вчера ночью. Переезд забрал у нас много сил. Не все еще пришли в себя.