– Теперь вы все знаете, – ровно обронил я, по-прежнему не глядя на учителя.
– Как и ты, – едва заметно улыбнулся он. – Но я не сержусь, что ты поместил меня в тело старой развалины. Я заслужил. И признаю, что твой упрек абсолютно оправдан. Поверь, я безмерно сожалею, что потерял так много времени. С горечью сознаю, что ты действительно стал для меня кем-то, ради кого хочется жить. И со стыдом вспоминаю, что ты был честен со мной, всегда. До самого последнего мига, хотя, наверное, я этого не стою. Если бы я понял это пятьдесят лет назад, то мог бы прожить полноценную жизнь человека, у которого есть действительно все, что только можно пожелать. Прости, мой ученик, за то, что у меня не нашлось мужества сказать тебе об этом раньше. Не держи зла на старого дурака за то, что он оказался столь малодушным и предпочел трусливо спрятать свои воспоминания. вместо того, чтобы хоть раз в жизни открыться тому, кто уже доказал свою преданность, и перестать сомневаться в том, что он действительно тебе дорог. Помни: ты стал самым важным и нужным существом за всю мою невеселую жизнь. И знай: я без колебаний отдал бы остаток своих жизненных сил, если бы это хоть что-нибудь изменило… В какой-то степени я даже горжусь тем, что ты придумал для меня столь красивую и изощренную месть. Но при этом, как ни странно, испытываю чувство безмерной благодарности. Ведь, как бы там ни было и как бы низко я ни пал, ты все же позволил мне умереть человеком. Спасибо тебе за это… ученик.
Я неопределенно дернул плечом, когда его губы в последний раз дрогнули и застыли. Изношенное сердце еще продолжало биться, но морщинистые веки уже опустились, прикрывая погасшие глаза. На побелевших от старости ресницах снова задрожали слезы, и я медленно стер их, размышляя о том, что мне и сегодня, по-видимому, предстоит бессонная ночь.
Ничего не поделать – меня действительно никто не учил прощать. Но, глядя на уходящего старика, я впервые подумал, что, наверное, на будущее этому стоило бы научиться.
Когда он затих, я так же медленно поднялся и, стараясь не шуметь, вышел в коридор. И только там, прислонившись пылающим лбом к прохладной стене, неожиданно осознал, что для меня мастер Люборас Твишоп только сейчас по-настоящему умер.
Понять некроманта – не такая уж сложная задача. Если, конечно, некромант – это ты сам.
Нич
Когда первые стрелы рассвета нахально проникли в окно верхнего кабинета, пуская солнечные зайчики и заставляя меня с ворчанием поднять голову от расчетов, несвойственные мне эмоции полностью улеглись и позволили, наконец, мыслить здраво. Я снова был собран. Бодр. Сосредоточен. И готов потратить еще один день на очередное неотложное дело.