Сортировку проводил, подающий большие надежды младший инспектор рыбнадзора Воробьев.
— Значит, так и будем прикидываться зеркальным карпом, мутить воду, зарываться в донный ил? — постукивая пальцами по чучелу зубастой акулы, спрашивал он мужчину с прямым носом. — Или же чистосердечно всплывем на поверхность, расправим жабры, вдохнем воздух и начнем откровенный разговор?
— Вы меня с кем-то путаете, — отвечал мужчина. — Честное слово, ни какой я вовсе не карп!
Дошла очередь и до Филдса, который, возымев желание выпить газированной водички в конце жаркого, перенасыщенного хлопотами дня, и не заметил, как очутился в сетях.
— Итак, гражданин Коровкин, доколе будем брыкаться, извиваться, отсиживаться в водорослях, пускать пузыри? Нереститься соизвольте в другом месте, а у нас потрудитесь заглотнуть живца и отвечать на вопросы.
Воробьев забарабанил пальцами по чучелу морского хищника, кивнув на гарпун и капустный тесак в углу кабинета: здесь, мол, и не таких кальмаров освежёвывали, как ты.
— Не понимаю, — безразличный тоном произнес Филдс, — к чему весь этот камуфляж: гарпун, сети, ваши тритонистые вопросы? Никогда не считал себя рыбой, а тем более безмозглой каракатицей. Это не мой профиль. Я — человек, а не империалистическая акула. Я буду жаловаться!
— Что ж, давайте в открытую… — сказал Воробьев, пряча в шкаф чучело акулы, гарпун и тесак. — Итак, будем запираться или признаваться?
«М-да, напрасно я так грубо сорвал маску с рыбнадзора! — пожалел агент 6407. — Оставался бы себе каракатицей да пускал пузыри. Теперь уж поздно».
— Признаваться так признаваться!
— Совершенно правильно, — оживился Воробьев, — Чистосердечное признание намного облегчит вашу участь. Расскажите все с самого начала.
— Когда мне стукнуло восемнадцать лет и я смог принять участие в выборах, — начал подследственный, — отец, помню, усадил меня перед собой и сказал: «Трудно тебе придется, Ванек, с твоим прямым носом, но еще труднее — с твоим твердым характером». Тогда я не придал значения словам отца. Шли выборы, жизнь текла своим чередом, но с каждым годом мне становилось все труднее и труднее. Я ломал голову — почему так происходит? Я выбрал женщину, но она отвергла мои домогательства — ей больше нравился боксер с искривленной носовой перегородкой. Я выбрал работу, но был прямолинеен с начальством и в результате скатился вниз по служебной лестнице. И только тогда, когда я получил по носу за свой твердый характер от своего единственного друга, я понял, как прав был отец…
— Хоть и занятно, — прервал Воробьев, — но нас больше интересуют мотивы убийства гражданина Боцманова.