В кабинете Ведмедятникова стоял аквариум с рыбкам, проверенными майором Прониным до седьмого колена. (Рыбки, к слову сказать, и навели майора на мысль о «рыбнадзоре».) Полковник не знал, плакать ему или смеяться, когда, начиная рабочий день, он входил в кабинет с неотвязной думой: «Сколько игривых шубункинов, экзальтированных меченосцев и гордых скалярий слопал за ночь Пупсий Азизий Псий?»…
Он вызвал Шельмягина и Воробьева.
— Ребята! Эндшпиль в самом разгаре. Просрочим время — упустим шанс и продуем партию. За ферзя я спокоен, за слонов, — он смерил взглядом подопечных, — более или менее, а вот за проходную пешку…
Шельмягин с Воробьевым понимающе кивнули.
— Как там она, моя проходная пешка? — обратился полковник к невидимому собеседнику. — У неприятеля обреченный голый король, он мечется по всей доске, хитро маневрирует с целью создать патовую ситуацию. Меня устроит только мат!
Ведмедятников указал на Азизу и Пупсия:
— Этих придется убрать. Тихо и быстро. Как учили.
— Насовсем… убрать? — спросил исполнительный Воробьев.
— Да. Из моего кабинета — насовсем.
Полковник на минуту задумался и произнес:
— Помните об отсебятине. Дело может принять крутой оборот, и тогда промедление… опасно чреватостью! Можете идти.
Когда Шельмягин и Воробьев вышли с попискивающими и скулящими друзьями человека, зазвонил телефон.
— Ведмедятников слушает.
— Здравствуй. Это Пронин. Где шпион?
— Уехал в Штаты.
— Понятно. Пиши заявление.
— Когда поймаю, тогда напишу, — спокойно ответил полковник и бережно положил трубку, наблюдая за единственным раззадорившимся шубункином.
* * *
— Привет! Это я, бросовый экспорт из Медвежьего Угла!
— Джон! Наконец-то!..
Линда, похоже, была искренне рада Филдсу. Собственно, идея зимних каникул целиком принадлежала ей, потому как на сей счет у Линды Грэйвс имелись свои соображения. Чем мог помешать Уикли, будучи у нее под каблуком? Да ничем! (Мы не знаем, как старикашка интерпретировал мудрое изречение Сенеки о женщинах, однако доподлинно известно, что делал он это ничуть не хуже Филдса).
— Джон, ты снова дома!
— У меня нет родного очага, — драматически произнес Филдс. — Я вечный скиталец!
Линда надула губки:
— В самом деле? Я-то для тебя хоть что-нибудь значу? Фи! Можно подумать, тебя сюда выслали из Советов, как и меня…
— …причем, не за проституцию, а по политическим мотивам, — скорректировал агент 6407.
— Знаешь, — заносчиво произнесла Линда, — высший шарм для джазового пианиста-виртуоза при исполнении сложной композиции где-то чуть смазать — взыскательная публика оценивает это по достоинству, с мягким юмором. Так и у нас: если провалился, аплодисментов не слыхать, но люди, знающие специфику нашей работы, проникаются к тебе молчаливым уважением.