Шурик достал чемодан, сложил в него любимые книжки, уложил ботинки с коньками, футболку, трусы и огляделся — что еще? В шкафу висели мамины платья и отцовские костюмы. Какие из них «ценные», а какие нет, Шурик не знал. Да и места в чемодане оставалось мало. Он снял с вешалки мамин халатик с белыми пуговками и еще блузку, которую она сама шила и всем показывала. Сверху еще уместилась папина фотография. Всё.
Шурик увидел на стенке календарь. Его верхний листок стал совсем серым и края загнулись. Он напоминал о том дне, когда мама уехала рыть окопы. С тех пор время в комнате остановилось.
Шурик вспомнил, что сегодня день его рождения. Как шумно и весело было в этот день еще год назад! А сколько было еды! На плите, на столах, на подоконниках — всюду стояли полные тарелки.
Шурик подошел к буфету и открыл дверку. Давно уж он выбрал отсюда всё, что можно было съесть. А вдруг… На полочке стояли пустые тарелки. В пыли блеснуло несколько крупинок сахарного песка, Шурик послюнил палец, выловил крупинки, пососал. Тень сладости мелькнула на языке и растаяла.
Он пошел на кухню, заглянул в духовку, в банки — ничего. Он влез на стул и стал одну за другой осматривать кастрюли, стоявшие на верхней полке. Пусто… Пусто… Что это? Какая-то тяжелая пачка: «Панировочные сухари». Что значит «панировочные»? Дрожащими пальцами сковырнул наклейку, — какая-то коричневая мука или крупа. Но как пахнет! Лизнул — вкусно! Очень! Захватил полную горсть, набил рот и поперхнулся. Кашлял в кулак, чтобы крошки не разлетелись.
Панировочные сухари были сладкими, как пирожное. Это мамин подарок ко дню рождения. Вот спасибо! Еще горсть. Он вспомнил Славика, и ему стало немного стыдно. Ну, еще горсточку, последнюю. А это бабушке, для всех. Захватил чемодан, запер дверь и остановился на площадке. Еще щепотку, самую последнюю.
Увидев пачку, которую протянул ей Шурик, бабушка впервые за долгое время улыбнулась, потом прослезилась и ушла на кухню. В этот день снова снизили нормы хлеба и ломтики к ужину стали совсем маленькими.
Еще не кончили есть, когда в репродукторе оборвался успокоительный, неторопливый стук метронома. Знакомая короткая пауза, и вот уже отчаянно завыла сирена. Бабушка заторопилась в убежище. Она не спускала глаз со Славика. С тех пор как начались большие налеты, ребят на крышу не пускали. Только Шурика никто не останавливал. Он вышел из комнаты и поднялся на чердак.
Было темно. Лучи прожекторов то сходились, то расходились, как будто огромные ножницы стригли черное небо. Снизу вверх потянулся золотой пунктир трассирующих пуль. Толстые пальцы прожекторов скоро уперлись в одну точку. Вспыхнули огоньки разрывов… Еще несколько серебристых лучей словно подперли небо, чтобы оно не свалилось на затаившийся город.