Люк пошарил во внутреннем кармане.
— Доктор получил еще одно анонимное письмо. Тот же почерк, та же марка, та же бумага. Только на этот раз выражения поаккуратнее. — Люк рассеянно подержался за свой внушительный нос. — И та же самая игривость в тех же придурочных выражениях. Она, видно, думает, что мы их жжем.
Наконец он извлек из кармана листок бумаги, который, подумалось Кампьену, специально выбирался, чтобы надежнее замести следы. Листок был тонкий, обыкновенный, серовато-белый, без водяных знаков. Такую бумагу можно найти в любом количестве почти в любом магазине метрополии. Даже почерк был знакомый, отсутствовали характерные черточки и с левым наклоном, свидетельствующим о малообразованной руке.
Письмо оказалось не лишенным интереса. После целой вереницы непечатных слов, подобранных с разухабистым шиком, шло само послание, в котором был заключен совершенно точный смысл. Кампьен в нем прочитал:
«Ну что старый… ты вышел на сегодня сухим из воды потому что все врачи трусы, но ты ничего не имеешь от этой смерти. Я тебе объясню почему объясню честно хотя ты старый… этого не стоишь.
Брат этот… алчный и загребущий… человек умный как он себя считает и он получил что она оставила… бедняге капитану, который другое не скажешь просто старый дурак слежу за тобой ты виноват во всех бедах и несчастьях. Бог все видит. Аминь. Стекло знает все и не забудь люди как ты… другие от них страдают, а они всегда притворяются, что помогают ближним и делают добро. Полиция еще хуже всегда тянет руки к деньгам. Все они будут гореть в аду на земле как надеюсь горишь ты. Ты хуже всех…»
— Милая старушка, ничего не скажешь. — Чарли Люк заглянул через плечо Кампьена. — Правда, иной раз у нее лучше получается, не так много повторов. Вычитали что-нибудь полезное?
Кампьен положил листок на столик возле кровати и легонько подчеркнул карандашом некоторые слова. Потом подчеркнул несколько пожирнее, и получилось следующее: «Брат человек умный, он получил, что она оставила капитану, который просто старый дурак».
— Потрясающе, если, конечно, это правда, — сказал Кампьен.
— Почему?
— Потому что мисс Руфь оставила капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч привилегированных акций, причем их положение на бирже является сейчас государственной тайной. — Кампьен весело улыбнулся: — Садитесь, Люк, я вам ее открою.
Но прежде чем начать свой рассказ, Кампьен снова прошелся карандашом по коротенькому письму, подчеркнув еще несколько слов во второй половине этого омерзительного сочинения.