Он затряс головой, как вымокший под дождем пес, и отпил из бокала.
— Старший брат? Самый старший из детей профессора Палинода?
— Да, Эдвард Палинод, умер в возрасте шестидесяти лет в марте этого года. Значит, семь месяцев назад. Надеюсь, он еще не совсем разложился. Кладбище у нас старое, сырое, давно пора закрыть.
— Мы остановились на подозрительном аптекаре, — улыбнулся Кампьен. — Следующий кто? Может, перейдем к Палинодам?
Инспектор немного подумал.
— Пожалуй, — согласился он с явной неохотой. — На другой стороне улицы только этот тип Пузо, крошечное отделение банка Клофа, переулок Мьюз и самая худшая в мире забегаловка «Футменз». Дом Палинодов стоит на углу, на той же стороне улицы, что и аптека. Дом — огромный и облезлый, как старый верблюд. В нем, как мне сказали, есть обширные подвалы, с одной стороны — маленький скверик, песчаные дорожки, обсаженные лавровым кустарником. Этот скверик — царство кошек и пустых бумажных пакетов.
Он опять замолчал. Энтузиазма в нем явно поубавилось, глаза помрачнели.
— Знаете что, — вдруг сказал он, вздохнув с облегчением. — Хотите, я покажу вам капитана? — Он мягко поднялся со стула с той осторожной пластичностью, какая свойственна силачам, подошел к стене, где висел большой щит, рекламирующий ирландское виски, и сдвинул его в сторону. За щитом было застекленное оконце, сквозь которое хозяин мог незаметно следить за происходящим внизу. От центральной стойки отходили перегородки, образуя несколько отдельных залов, заполненных сейчас посетителями. Верхние гости смотрели вниз, сблизив головы, их наблюдательный пункт находился в глубине ресторана.
— Вот он, — сказал Люк, понизив голос, который пророкотал, точно отдаленный гром. — Видите? Высокий старик в зеленой шляпе?
— Тот, что разговаривает с Прайс-Уильямсом из «Сигнала»?
Кампьен узнал благородной лепки голову одного из самых блестящих лондонских репортеров уголовной хроники.
— Прайс еще не располагает никаким материалом. И у него явно разочарованный вид. Смотрите, чешет в затылке, — тихо проговорил инспектор с затаенным азартом страстного рыболова.
Во всем облике капитана заметно проглядывала военная выправка. Подтянутый, сухопарый, как будто только вчера вышедший из эдвардианского времени, он, потихоньку ссыхаясь, накапливал старческие черты. Волосы и узкая щеточка усов были так коротко подстрижены, что трудно было различить, седые они или просто русой масти. Кампьен не слышал его голоса, но не сомневался — тембр приятный, бархатистый, с легкими укоризненными нотками. На тыльной стороне ладоней должны быть пигментные пятна, как на лягушечьей коже. Возможно, носит на пальце скромное кольцо с печаткой и в портмоне десяток визитных карточек.