Оливеро тоже тридцать лет прожил в другом мире, где ничто не напоминало мирный пейзаж его детства. Правда, там, как и в Англии, росли деревья, но от белой пыли, покрывавшей листья, они стояли под знойным солнцем, словно гипсовые. У Оливеро было много слов, их хватило бы с избытком, чтоб описать его мир: Веточка тех слов никогда не слышала, а если б даже и слышала, то не поняла бы. Однако ему приходилось пользоваться словами: ведь слова и вещи растут в сознании вместе, покрывая, точно кожицей, нежные образы предметов, — растут до тех пор, пока не сольются воедино. Веточка не понимала слов, они звучали в ее ушах, подобно мелодии, она и воспринимала речь как музыку, поэтому ни одно из слов Оливеро не пропало бесследно в вечернем воздухе.
Итак, начал свой рассказ Оливеро, тридцать лет назад я покинул деревню и отправился в Лондон: это была столица мира, и я надеялся отыскать среди ее чудес и возможностей одному мне назначенное место. Я верил, что на многое способен. Я был честолюбив и хотел доказать, что силой слова смогу увлечь за собой людей: я собирался стать писателем, оратором, публицистом.
Разные бывают слова: яркие, блестящие, заманчивые, завораживающие, — кажется, они радуют глаз и дают пищу для ума, даже когда в них мало или совсем нет никакого смысла. Но я тогда не представлял себе, как трудно добиться, чтобы тебя услышали, заметили в толпе, как нелегко завоевать хоть немного славы и заставить людей прислушаться к твоим словам. Я ходил по редакциям, но меня нигде не брали, зацепиться было не за что. Мне, молодому сельскому учителю, который нигде не печатался и не имел опыта журналистской работы нечего было им предложить.
Я приехал в Лондон с двадцатью фунтами в кармане. Сначала я решил жить на один фунт в неделю; но когда прошло десять недель, а работы я не нашел, я урезал свой рацион до десяти шиллингов в неделю. Прошло еще десять недель — по-прежнему никакого просвета, и тогда я сократил свои недельные расходы до пяти шиллингов в день, тратя шесть пенсов на ночлег, а на остальные покупая хлеб. Безнадежность полная! Как-то однажды, проходя мимо витрины портного, я заметил объявление такого содержания: «Требуется толковый юноша. Справляйтесь в лавке». Был промозглый ноябрьский день. Я замерз и проголодался. Выбора не было: я вошел в лавку. Прямо передо мной был прилавок, за ним высились полки с рулонами материи. В дальнем углу виднелась лестница на второй этаж, а под ней, за деревянной застекленной перегородкой находилось служебное помещение. Когда я вошел, раздался щелчок, дверь конторы открылась, и ко мне подошел хозяин лавки — мистер Кляйн. Это был маленький человечек с короткой шеей и большой головой. Под круглым подбородком висела складками дряблая, серая кожа; на веках не было ресниц. В его облике было что-то змеиное, — он напоминал то ли пузатую ящерицу, то ли черепаху. Завидев его, я невольно подтянулся. Вообще-то я высокий, а в то время еще сильно исхудал, и вид у меня был измученный; к тому же, я давно не стригся, и отросшие волосы закрывали лоб и уши.