Зеленое дитя (Рид) - страница 66
Я провел в этой обстановке три недели: никогда еще мне не было так хорошо! Сухой умеренный климат. Приятный и простой быт, без церемоний и условностей. Вставал рано и шел на речку плавать; утром охотился на диких уток и куропаток или объезжал угодья с одним из сыновей генерала; во время сиесты уединялся в хозяйских покоях. Медленно и вдумчиво читал, утоляя жажду травяным чаем и внутренне успокаиваясь от запаха душистых, свежескрученных сигар. Мне не верилось, что я все тот же, что еще несколько лет назад меня глодала тоска в богом забытой английской деревне, что я многого навидался сначала в Лондоне, затем в Варшаве, потом в Кадисе. Разумом я отказывался верить в одновременное существование таких несовместимых мест: память моя — длинная нить, окрашенная в пестрые цвета разнообразным опытом, — нить, а может змея, клубком свернувшаяся у меня в мозгу.
Время от времени генерал Сантос наведывался домой, порой задерживаясь на двое суток кряду. Тогда начинались долгие беседы: мы сидели, уточняя и выверяя каждую деталь нашего плана. Два обстоятельства складывались в нашу пользу. У диктатора возникли трудности с выплатой жалованья военным, находившимся на действительной службе, и среди них росло недовольство, а поскольку приближалась церемония сбора церковной десятины, то некоторые жители, естественно, начали роптать. Ронкадор мало отличался от других бывших колоний: в церковь там ходили только женщины и дети, а мужчины днем трудились, а ночью восстанавливали силы, и у них не было ни времени, ни желания прибегать к утешениям служителей церкви. К тому же, пасторы и монахи во имя укрепления своей власти не гнушались никакими средствами, стремясь завоевать расположение женщин, и тем самым вносили еще больший раскол в семейные отношения.
Приближалась намеченная дата, и хотя все вроде бы было учтено, я видел, что участникам недостает куража, без которою, как известно, такие дела не совершаются. И я решил поехать вместе с генералом в Ронкадор, чтобы на месте проверить, все ли подготовлено к осуществлению нашего освободительного плана. Чтоб часом не заподозрили неладное, я поменялся платьем с моим гаучо и ехал под видом генеральского денщика. Генерал собирался сделать на городском рынке кое-какие покупки и отправить их со мной домой. До города мы добрались без приключений. Меня, естественно, интересовало, насколько реальная картина совпадает или, наоборот, расходится с тем образом, что я нарисовал в своем воображении со слов генерала. Так вот, в плане и местоположении ошибки не было: еще бы, проще не бывает. А вот город представлялся мне более впечатляющим, его застройка — более четкой. В действительности же это было жалкое скопление лачуг и хибар, а улицами служили песчаные дороги: брусчатки не было, и мусор вываливали прямо под ноги. Из-за дождей и открытых колодцев улицы, сбегавшие к реке, покрылись рытвинами и ямами: они больше походили на овраги. Другое дело — plaza, городская площадь. Там дома были просторнее и не ниже двух этажей: постройки, обрамлявшие площадь с трех сторон, в основном, принадлежали купцам да лавочникам. Первого этажа не было — вместо него по всему периметру, за исключением одной стороны, шла колоннада, подобие крытой галереи. В глубине ее, там и сям, виднелись торговые палатки. Когда мы появились на площади, представлявшей собой около четырех акров голой земли, я не увидел не ней ни души. Главной достопримечательностью площади была ее восточная сторона с собором и еще два здания: армейские казармы и ayuntiamento