— Если бы ты не был сумасшедшим, то все было бы наоборот. Ты должен быть Волком.
— Никогда не встречал человека, которого звали бы Волком, — ответил Казар.
— Я тоже, хотя рассказывают об одном халха-монголе по имени Волк. У него дурная слава от пустыни Гоби до Голодной Степи.
— Я верю только тому, что могу потрогать, а не тому, что болтают злые языки сплетников.
— Тот Волк — убийца.
— Убивают все волки. Такова их природа.
— Это ты верно сказал. Но тот Волк зарезал одного парня, монгола, вот что плохо. Ладно бы русского или китайца, но нельзя же, чтобы один монгол зарезал другого?
— Чингис убил своего брата, — напомнил Казар.
— Так то Чингис. Сейчас другое время.
— Другое время, но монголы остались теми же, что и тогда, — твердо произнес Казар.
Некоторое время они ехали молча. Кони понемногу набирали ход. Казар скакал как обычно, привстав и упираясь ногами в стремена, в то время как Байяр сидел в седле, подпрыгивая при каждом ударе копыт, а голова его болталась из стороны в сторону, как у мертвеца, которого везут на телеге. Только так можно ехать на монгольских конях: или полный контроль, или малодушная капитуляция.
— Та клятва, что я тебе дал, — подал голос Байяр. — В ней говорилось о каких-то врагах.
— Точно.
— У тебя много врагов?
— Не так много, как хотелось бы.
— Не нравятся мне твои речи.
— Это правда, нравится она тебе или нет.
— У меня нет ни жен, ни имущества, так что ты не сможешь ничего отнять у меня, если я подведу тебя в бою или в мирное время, — заметил Байяр.
— Если ты меня подведешь, я лишу тебя твоей ничтожной жизни, — беззлобно ответил Казар.
Байяр с тоской посмотрел на него.
— Такого в клятве не было.
— Зато это было в той клятве, которую я дал сам себе.
— А у тебя есть жены и имущество?
— Нет.
— Ни одной жены?
— Нет.
— И не было?
— Однажды я любил женщину, но делал это не так, как нужно. А может, просто она оказалась не той женщиной, которую можно любить. Не знаю. Так что жены у меня нет. Только жеребец.
— Жена хороша в холодную ночь, но только конь делает монгола монголом. Вообще-то, если выбирать, я предпочел бы коня жене.
— После моего возрождения у тебя будет и то и другое.
По лицу Байяра скользнула улыбка.
— Она должна быть толстой. Жена, а не лошадь. Костлявую жену я не возьму.
— Я не стану вешать тебе на шею худышку, которая может только браниться.
— У нее будут пухлые щеки и губы, как овечий жир. И когда я в первый раз положу ее на свой канг, она не будет драться. Ну разве что чуть-чуть.
— Это останется между тобой и твоей толстушкой-женой.
Наступившую тишину нарушал только стук копыт. Но скоро в голову Байяра пришла новая мысль.