— У меня будет канг или я лишу тебя твоей мужской гордости при первой же возможности.
Казар помрачнел.
— Так не говорят с ханом и хозяином.
— До сегодняшнего дня я никогда не была чьей-то наложницей. Только женой. Дважды. Откуда мне знать, как можно говорить, а как нельзя?
И увидев сталь в глазах женщины, которую он желал больше, чем любую другую, Казархан отдал новый приказ.
— Оставьте одну юрту. Самую лучшую. Мы возьмем ее с собой.
Губы Утренней Лани сложились в улыбку.
— Если ты и дальше будешь относиться ко мне с уважением, — прошептала она, — я позволю тебе стать моим третьим мужем, хотя бы для того, чтобы ты больше никого не убивал.
— Зачем хану брать в жены наложницу?
— Ты уже познал вкус моих губ и не желаешь других, — ответила она, подходя к нему и поднимая сияющее лицо.
Там, на фоне горящих юрт, его первого военного успеха, Казархан выпил сладость губ первой завоеванной женщины. А мужчины и женщины бывшего рода Казара ругались и стенали, глядя, как их дома превращаются в пепел.
Глава 22. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ
На видеоэкране перед Комо Датом догорали войлочные палатки. Наконец от них остались только круги обожженного грунта.
— Интересно, — проскрежетал он. — Этот монгол убил всего лишь одного человека, причем не вождя, и тем не менее вся деревня сдалась без достойного сопротивления.
Телиан Пиар кивнул.
— Я бегло познакомился с историей монголов. В давние времена они подходили к воротам города, который намеревались разграбить и, если жители сдавались без боя, убивали только мужчин. При сопротивлении смерть ждала всех.
— Какой в этом смысл? Конечно же, мужчины будут сражаться до конца.
— Вовсе нет, если они хотят сохранить жизнь своим женам и детям.
— И знать, что их ожидают рабство и мучения? Что же это за выбор?
— Ужасный, но… — негромко произнес Телиан Пиар.
— Здесь отсутствует смысл. Сдавайтесь и останетесь в живых. Сопротивляйтесь и умрете. Это понятно, а кроме того, войска сохраняются для будущих сражений. Тактика.
— Верно, но монголы обладали талантом, которого лишены вы.
— Что же это?
— Они были знатоками искусства психологической войны.
Комо Дат открыл рот, словно собирался что-то сказать, но, помедлив, покачал головой.
— Вы приписываете этим двуногим, передвигающимся верхом на вьючных животных, слишком высокий уровень мышления. И слишком изощренный.
Единственный глаз паека задумчиво остановился, будто прикованный к какой-то точке в пространстве. Голос его прозвучал печально.
— Представьте, что вы правитель города, а гром копыт надвигающейся армии уже доносится из-за ближайших холмов. Небо затянуто пылью. И вот появляются они… орущие, завывающие, обещающие ужасную смерть. Спасения нет, отступление невозможно, оборона не сулит никаких перспектив. Вы, правитель, ваши советники и приближенные, ваши генералы и солдаты, все вы знаете, что обречены. Какое бы решение вы не приняли, какой бы тактики не придерживались, каким бы оружием не располагали… обречены.