Разбойники рассеялись.
— Вперед! Вперед! Мы побеждаем!
Шеренга устремилась в погоню, сопровождаемая рыкающим Т-55, который в эту минуту походил на странного горбатого жука.
Военный комиссар самодовольно усмехнулся. Раньше ему не приходилось руководить боевыми операциями. Пайюнопо был мирным городком. Это нападение и успешная оборона будут, конечно, означать некоторую прибавку в жаловании от окопавшихся в далеком Гонконге серых мандаринов. А возможно, и перевод в более гостеприимное местечко.
Более удачного поворота событий трудно было ожидать, размышлял Ли Сянтун. Плохо только, что приходится двигаться в этом черном дыму, от которого першит в горле и режет в глазах. Но и дым не мешал разглядеть картину разрушений: горящие дома, от некоторых из них остались почерневшие остовы, трупы местных жителей…
— Какие идиоты! — крикнул комиссар. — Додумались же напасть на нас! За это они все умрут!
Но уже в следующее мгновение, поперхнувшись дымом, он напряженно вглядывался в черную с прожилками пламени завесу.
— Где они? Куда подевались?
Один из солдат поскользнулся на чем-то и выругался.
— Сюда! — закричал он. — Сюда! Я поскользнулся на лошадиной лепешке.
Все пригнулись, разглядывая следы конских лепешек и спасаясь от едкого дыма, стелившегося поверху. Еще теплые кучки помета вели на боковую улицу, и Ли Сянтун радостно воскликнул:
— Все направо! Они пошли по улице Йонг.
Танк выдвинулся вперед, и пехота прижалась к нему, ища защиты под бронированными боками. Шли медленно, кашляя, чихая, спотыкаясь…
Военный комиссар снова занял свое место в «лендровере», где дышалось легче. Ветер понемногу рассеивал дым.
— Вижу впереди лошадей! — доложил кто-то.
— Свет!
Фары автомобиля и прожекторы танка ударили в полумрак, и почти сразу же лучи света наткнулись на кучку нервно топчущихся невдалеке животных.
— Вот они! — Ли Сянтун привстал с сиденья.
И зачем только он это сделал? Солдаты и так прекрасно видели лошадей с почему-то пустыми седлами.
Зато что-то ударило комиссара в руку. Сначала он не почувствовал боли. Затем опустил голову и увидел торчащую из предплечья стрелу с красным оперением. Глаза комиссара расширились от испуга.
И тут же, словно сам Ли Сянтун превратился в подушечку для булавок, стрелы стали вонзаться в его ноги, руки, грудь…
Комиссар был еще жив, когда упал на сидение. Жив, но прекрасно сознавал, что умирает. Руки онемели и горели. Голова упала на плечо, и комиссар увидел утыканного стрелами адъютанта, сползающего с водительского места. Слабеющее сознание комиссара еще успело отметить стук автоматных очередей и глухие чавкающие звуки, с которыми монгольские стрелы входили в тела его солдат, будто те были соломенными чучелами.