— Вася! Васили-иса!.. Васили-и-исушка!..
Всплеснув руками, Любовь Ивановна Глотова хотела было броситься к своему суженому, но строгая Женщина в черном удержала ее за рукав:
— А вот этого не смей! Тебе надо жить, искать, спасать его!
Только тут Василиса вдруг осознала, что стоит не на земле, а на белом небесном облаке и облако это медленно плывет над огромной, ни пределов, ни смысла своего не ведающей страной, с виду бесхитростной и вечно из-под ног уходящей.
И опять, опять застонал лежавший на поле боя раненый:
— Васили-иса! Васили-и-сушка!..
Она закричала:
— Эдик, я здесь, зде-есь!..
И вдруг проснулась и, теперь уже наяву, вскрикнула, увидев над собой чье-то белое невнятное лицо.
— Ты чего орешь, оглашенная? — спросила склонившаяся к Василисе мать. — Опять, поди, Эдюард снился?
— Снился, звал…
— Куды, на тот свет, что ли?
— Не знаю, не разобрала.
— Господи Сусе Христе!.. В церкву тебе, девка, сходить надо: покаяться, свечечку поставить…
— Какую еще свечечку, кому? — почему-то вдруг испугалась Василиса.
— Ему, покойничку…
— А если… если он жив?
— О Господи, Господи, Господи!..
Через два дня на тридцатом километре Средне-Выборгского шоссе Василисину «копейку» остановила невысокая женщина в черном демисезонном пальто и простеньком берете. В руках у незнакомки была большая дорожная сумка.
— В город не подбросите? — спросила она.
— Садитесь, — сказала Василиса. — А сумку давайте-ка в багажник. — (На заднем сиденье у нее лежали книги.)
Матерчатая торба оказалась немыслимо тяжелой.
— Ого! — уважительно покачала головой хозяйка вишневого «жигуленка». — Что это у вас там, оружие?
— Еда. Консервы всякие, варенье. — Голос у женщины был глуховатый, тревожно знакомый Василисе. — Их там плохо кормят…
— Где, кого?
— Ребят наших в Чечне. Сын у меня там. — Она вздохнула. — Пропал он без вести в декабре. Вот еду искать, спасать его…
— Искать… спасать… — побелевшими губами повторила садившаяся за руль Василиса.
Солдатскую мать она довезла до аэропорта.
— И никого на свете не слушайте, — сказала ей на прощанье женщина с бездонными, как звездная ночь, глазами. — У нас в комитете сколько таких случаев было: по году и больше — ни слуху, ни весточки. Ехали, находили, домой забирали. А твой Царевич жив! Слышишь, что я тебе сказала: жив и ждет тебя!..
— Жив… и ждет… — как зачарованная, прошептала Василиса, обнимая женщину в черном пальто, неведомо откуда взявшуюся на пустынном шоссе попутчицу, которая за полтора часа дороги вдруг стала ей ближе и роднее собственной матери.
Та Василиса, которую я увидел в воскресенье, 12 мая, около трех часов дня, в ДК Крупской, была уже совсем другой, совершенно неизвестной мне дотоле женщиной. Соседку мою по улице в Кирпичном точно подменили. Скрестив руки на груди, передо мной стояла обворожительно-прекрасная высокая медноволосая ведьма с пронзительно-зелеными глазищами и гипнотической родинкой в низком вырезе исландского свитера.