— О Господи!
— Господи на небе! — негодуя, вскричала Капитолина Прокофьевна Глотова. — Господи на небе, а у нас вот — одни неприятности! На-кося, читай!..
И она сунула мне конверт явно заграничный, со множеством не наших марок и шиворот-навыворот написанным адресом получателя. Письмецо было и впрямь из государства Израиль. Вот что было написано на листке клетчатой бумаги, выдранной, похоже, из какой-то случайной тетрадки:
«Шолом, майн либер муттер!
Слушай, мать, если ты стоишь, сядь, пожалуйста, на табуреточку, а то, не ровен час, грохнешься на пол… Села? Ну, тогда сообщаю тебе, что пишу это письмо, лежа на горячем песочке в трех метрах от знаменитого Мертвого моря, в котором, как нас учили в школе, если и захочешь утопиться, хрен утопишься!
Итак, мы на Земле Обетованной, маман! Мы — это я и мой Друг, имя которого расшифровывать покуда не буду, чтобы ты, старая антисемитка, не свалилась и с табуретки…
Ах, до чего же удивительна жизнь! Каких-то три часа полета на авиалайнере, и вот уже над головой твоей — безоблачное небо, в ушах твоих — жизнерадостная хава-нагила, а в руке — купюра достоинством в сто шекелей!.. Сколько раз ты ласково говорила мне, мать: „Зараза ты, Васька, и не лечишься!..“ Можешь успокоиться, родная моя: усердно лечусь. Мы оба с Другом лечимся, врачуя тяжелые телесные и душевные раны, чему чудодейственно способствует поистине райский климат, немыслимо соленая вода и единственные в своем роде лечебные грязи.
Так что, если ты все-таки брякнулась на пол и что-нибудь там себе повредила, не горюй, дорогая, — это беда поправимая: Мертвое море и не таких ставило на ноги.
Ну вот покуда и все. Спешим на процедуры, а после них — на урок древнееврейского языка.
Твоя Васса Глот.
P.S. Виктору Григорьевичу передай мои искренние извинения. Обстоятельства не позволили мне в тот день, 12 мая, вовремя вернуться в „Крупу“…»
— Ни фига себе задвижки, а, Витек?! — торжествующе вскричала патлатая старая баба с бородавкой под носом, та самая, между прочим, с которой я когда-то давным-давно сидел, как это ни дико, за одной партой, а перед армией недели две подряд ходил под ручку на Дунькин Остров, точнее, на Дунькину Дачу, а вот зачем — теперь уже и не припомню…
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой туман понемногу рассеивается и сквозь него начинают проглядывать потерянные ориентиры
Свою машинку времени я приобрел по случаю еще в те, в застойные времена. Вот она — на письменном столе. Серый пластмассовый корпус, черные клавиши с белыми знаками. И для того чтобы вернуться назад, в 19 мая 1996 года, нужно всего лишь сдвинуть каретку до упора вправо, покуда не дзынькнет предупреждающий звоночек. И отпечатать строку, и снова сдвинуть… И так, покамест бьется сердце, до самого, повторяю, упора…