Слепец истово перекрестился.
— Были у меня фальшаки, — после паузы продолжил он. — Самого однажды напарили. Вот я и всучил их любителю гадить где не положено. Ровным счетом три с половиной косых. Вытолкал я своего гостя за дверь — иди, иди с Богом! — а иконку, обмираючи от счастья, понес к себе в кабинет. Поставил на стул, стою и глазам своим не верю: вот уж подфартило так подфартило! А она, Матушка, глядит на меня, глаза темные, такие, Господи, темные, будто в них вся печаль наша человеческая от начала грехопадения. Взгляд такой, что мурашки от него по коже!.. Я ведь, Любовь Ивановна, в общем-то, не робкого десятка, в нашем деле такие долго не задерживаются, но тут вдруг как-то не по себе мне стало. Страшно. Тревожно. Не выдержал, накинул на иконку скатерочку и за бутылку… Среди ночи очнулся. Господи, паленым пахнет! Гляжу — дым из кабинета. Я — туда! А это, Любовь Ивановна, скатерочка моя тлеет. Два прожога огненных на скатерочке, как раз там, где у нее, у Матери Божией, глаза!..
Голос у Мочалкина сорвался, щека задергалась.
— Ну, в общем, срываю тряпицу, а глаза у моей Троеручицы как угли горят! Так и палят меня, пропащего, насквозь прожигают… А ведь и это меня, Мочалкина, не проняло. Тряпицу затоптал, бутылку джина из горла выжрал. Опять отключился. Да так, что утром и не вспомнил. А ведь это знак был: предупреждала меня чудотворная икона — опомнись, Майкл Мочалкин, с огнем играешь…
Ну а через день началось. Дачка у меня была в Левашово, так вот полыхнула она вдруг среди белого дня. Я в это время в Москве был, клиента на Троеручицу подыскивал. А Ритка, жена моя, как услышала про пожар, так будто обезумела. На даче теща с дочкой жила… Погибла моя Ритка на Средне-Выборгском шоссе. За Третьим Парголово на обгоне лоб в лоб с армейским «Уралом» столкнулась… Месяца после похорон не прошло — полыхнула и моя четырехкомнатная на Кирочной. Опять в лоскуты пьян был, мало что помню. Вроде как выскочил на лестницу в чем мать родила, а оттуда, из горящей моей квартирки, — голос: «Во имя Отца и Сына и Святаго…» Кинулся обратно, в огонь, вон все руки пожог, но, слава Богу, успел ее, Матушку, вынести… Господи Иисусе Христе, спаси и помилуй мя, грешного!..
А еще через недельку у казино «Конти» (я в тот день сам не свой был — в пух проигрался), так вот, подходит ко мне у автостоянки тот самый ублюдок, у которого я икону купил. «А баксы-то ваши, дяденька, нехорошие какие-то, елы, дымом почему-то пахнут… — Сует мне их под нос. — Чуете?» — «Ничего, — отвечаю, — не чую, насморк у меня». — «Ах, насморк, мать-перемать, а меня, — говорит, — не припоминаете?» — «Нет, — говорю, — не припоминаю. Упал на пожаре, затылком ударился. Вообще ничего не помню». — «А вы, — скалит беззубый свой рот, — присмотритесь ко мне повнимательней. Ну-ка, пошире, пошире глазки!..» И как пшикнет, гаденыш, из баллончика какой-то пакостью!..