— Убили, — одними губами вымолвила Василиса.
— Ты чего это, Любашенька?
— Э-эх!..
Крепко обняла Василису безмужняя мать семерых детей.
— Выше голову, золотоволосая! — горячо зашептала она своей спасительнице. — Все у тебя будет хорошо. Вот увидишь!
— Думаешь?
— Я не думаю, я всю правду наперед знаю… Эй, правду я говорю, морэ?
— А разве цыгане могут соврать? — широко улыбнулся плечистый чернобородый баро в красной рубахе. — Мы, цыгане, полевые дворяне, наше цыганское слово — самое верное!
Засиделись допоздна. На огонек зашла баба Паша — вот уж форменная колдунья: седая, косматая, нос крючком, зубы через губу торчат.
— Не веришь мне, вон у нее спроси, — сказала Раиса. — Она гадалка серьезная. Она брежневскому зятю, Чурбанову, когда он еще при власти был, казенный дом нагадала!
Баба Паша раскинула карты на Василису, и опять же вышла по раскладу дальняя дорога к пиковому королю.
— Точно — чернявый он! — подтвердила повеселевшая Любовь Ивановна.
— Стало быть, брунет, — поправила гадалка.
— А на подбородке у него ямочка, — глядя на карты, добавила нахмурившая лоб Райка. — Ведь правда же?
У Василисы взметнулись ресницы.
— Правда! — ахнула она. — Откуда, Господи… как это?
— Эх ты, а еще ведьма называется! — выдержав паузу, покачала головой чернокосая вещунья. И захохотала, чертова кукла, засверкала золотом. — Да ты же сама, подруга, в камере мне про него рассказывала!..
И еще много чего любопытного узнала Василиса в ту майскую звездную ночь. Выяснилось, что на следующий день Семеновы снимаются в Питер, — Катерина с Раисой и ездили туда насчет будущего места жительства. «Бежать отсюда надо! — вешая гитару на гвоздь, сказал баро Георгий. — Житья нет от Алфеева, совсем кислород перекрыл!.. И тебе, зеленоглазая, не стоит здесь задерживаться: днем, пока ты спала, тут у нас по табору два мальца шмыгали — один беззубый, с крестом на груди, другой — заика. Тебя, Любаша, искали… Короче, поедешь с нами до Москвы, а там на поезд сядешь».
А еще узнала Василиса, что та полная женщина в красной кофте из поезда — тоже местная, новоцаповская. «Так мне же деньги отдать ей надо! — обрадовалась цыганская гостья. — Я же у этого гада безухого, Царство ему Небесное, ворованное-то отобрала!»
Раиса на это только рукой махнула: «Какие там деньги, бриллиантовая! У нее и было-то тысяч тридцать. Уж как-нибудь разберемся: наша она, двоюродная сестра моего Семена». — «Тоже цыганка?» — удивилась Любовь Ивановна. «Почему цыганка, русская. Сенька-то у меня наполовину русский был…»
На следующее утро Семеновы встали рано. Не было еще и семи, когда баро Георгий подогнал к дому, стоявшему на самой окраине Заречной слободы, старенький, вхлам разбитый «пазик».