Её собеседницы переглянулись.
Затем Светлана тихо-тихо сказала:
— Не только тебя.
— Подсиживает его, — добавила Нина.
— А кто она? — поинтересовалась Олеся.
— Ну, ты даешь? — удивилась Светлана. — Крысякина, его зам. по лечебной работе.
— Займет его место, в случае чего, — снова вставила Нина.
— Да ладно тебе, — затыкала её Светлана.
— Вот увидишь, — говорила Нина, — сдаст его эта бровастая курильщица.
— Милана? — уточнила Олеся.
— Она самая, — говорила Нина. — Ни сисек, ни жопы, зато язык длинный.
И Олеся поймала на себе её оценивающий взгляд. Похоже, все, у кого бюст был меньше четвертого размера, вызывали у Нины жалость и не имели право называться женщинами.
В коридоре к Олесе обратился мальчик лет восьми.
— Тетя, — крикнул он.
Она немного смутилась. Ей казалось, что так называют женщин после сорока, а ей было почти вдвое меньше.
Мальчик протянул ей свой рисунок и попросил помочь повесить его на стену.
— Куда? — удивилась Олеся, полагая, что коридор все же не место для детского творчества.
Тогда он отвел её в игровую, где вся стена была заполнена рисунками. Туда же Олеся повесила и его творение, и довольный мальчик убежал прочь. Она заулыбалась, провожая взглядом этого смешного маленького художника.
Затем она снова посмотрела на стену и среди всех этих художеств заметила весьма неплохой рисунок, изображенную простым карандашом. Нечто подобное она уже видела прежде.
— Нравится? — к ней подошел симпатичный молодой человек чуть выше её ростом.
Она обернулась, и что-то в его облике сразу привлекло её внимание. Наверное, его короткие курчавые волосы, аккуратно уложенные, будто он только что сделал химическую завивку. Или его голубой медицинский костюм, который идеально подходил к цвету его глаз, словно так и задумано. А может, ей приглянулись его кипенно-белые кеды, какие носят лишь педанты-модники.
— Это ваши работы? — почему-то спросила она и сразу поймала себя на мысли, что сказала глупость.
— Нет, пациентов, — заулыбался он.
— Интересно.
— Да, доска почета. Некоторые рисунки здесь по три года весят. С начала моей карьеры, — в его глазах заиграла радость, к которой затем добавилось смущение.
Он достал из кармана брюк два стеклянных голубых шарика и принялся крутить их в своих ладонях. Он частенько так делал, когда нервничал.
— А вы врач? — поинтересовалась Олеся.
— Анестезиолог, — заметив на её лице удивление, он добавил: — специфичная профессия.
— А вы не помните, кто это нарисовал? — Олеся указала на тот карандашный рисунок, что так привлек её внимание.
— Помню. Джульетта.