Господи, Джек, что с тобой? Такой изможденный, усталый, осунувшийся, такой безнадежно слабый – и разбитый.
Но Феликс ничего не сказал. И Джек не сказал. Он затянулся пару раз, по-прежнему глядя в ночь, затем глубоко вдохнул, медленно выдохнул, выбросил сигарету, улетевшую в ворохе искр, подтянул штаны и шагнул к двери.
– Пошли, – угрюмо буркнул он.
Так они отправились делать дело: Джек впереди, Феликс плетется сзади. Но прямо на ходу Джек преобразился. Шел такой жалкий, понурый, мятая рубашка выбилась из-за пояса, на заднице мокрое пятно, шаркает, едва волочит ноги. Но понемногу шаг становился тверже, расправлялись плечи, мощные лапищи наконец потянулись назад и заправили чертову рубашку в штаны, подбородок вперед, грудь колесом.
Ох. Феликс изумленно улыбнулся. Полминуты назад – отвращение и жалость, а теперь посмотри: каков, а? Домой пришел хозяин.
Когда подошли к часовне, Джек уже вышагивал как сержант на строевой подготовке. Он вдруг остановился перед дверью часовни, еще раз глубоко вдохнул, обернулся и посмотрел на Феликса.
Те же самые ввалившиеся глаза, и боль по-прежнему в них, и усталость – и все же сильнее всего впечатляют именно глаза.
Джек кивнул Феликсу – будто спросил.
И тот кивнул в ответ.
Они зашли и сделали нужное.
Тело Карла завернули в тяжелую белую ткань, уложили на стол перед алтарем. Рядом стоял епископ и его облаченные для службы помощники, дымилось кадило, горели десятки свечей. Женщины сидели на скамье в дальнем ряду. Кирк с Котом и облаченный в альбу со стихарем отец Адам стояли у стола.
Феликс подумал, что все по-настоящему торжественно и прекрасно. Чтобы почувствовать истинное величие, надо быть католиком.
Джек подошел к столу, Феликс занял место рядом. Он подумал, что тело Карла уложили совсем уж неловко, – и тогда заметил пилу.
Хотя, в общем-то, вовсе и не пила, но острый камень, установленный так, чтобы скользить в раме, поддерживающей голову и шею трупа. Чтобы рубить, надо ударить по широкому краю камня деревянной киянкой, лежащей под рукой Джека. Рядом – осиновый кол, причудливо изукрашенная деревянная палка длиной в половину бейсбольной биты и вдвое же тоньше. При свете свечей Феликс разобрал на стороне, обращенной к нему, надпись: «Карл Джоплин». На колу были другие надписи, но не разобрать.
Сперва – молитвы, в принципе такие же, как на уже привычной мессе, но отчего-то длинней. А может, это прорывается нетерпение, желание поскорей закончить со всем этим?
А вот я бы смог сделать работу Джека, если бы пришлось?
Хм, я вообще выдержу стоять здесь, пока Джек рубит и колотит?