Феликс сидел на багажнике «блейзера», наблюдал за тем, как команда хлопочет над последними мелочами, и ненавидел все наблюдаемое.
Но молчал.
Конечно, он ненавидел и работу, и это место, и великий, мать его, План, ненавидел лежащую рядом пару браунингов, ожидающую отправления в кобуру, и ненавидел искреннюю заинтересованность остальной Команды.
Но больше всего он ненавидел Джека Ворона, расхаживающего там и сям, раздающего команды и пытающегося вдохновить болтовней. Это действует на нервы – знать, что начальник набит по уши самоубийственным дегенеративным кретинизмом, тупым философствованием. О чем он вообще? О том, что все когда-нибудь умрут, так почему бы не прямо сейчас – и тому подобная непристойная лабуда.
Но Феликс молчал.
Только ненавидел, кипел от злости – и молча курил.
Он еще и боялся, но слишком уж разозлился на Ворона, чтобы замечать свой страх. Уж больно гнусную и тупую лабуду погнал Ворон у парка. Работа и так полное дерьмо, отдать концы – раз плюнуть, а тут еще босс изрыгает тупейшую инфантильную чушь про карму, стиль и, мать вашу, самураев.
Насколько Феликс мог видеть, всю философскую глубину этой дряни можно было суммировать четырьмя словами: «Сдохни и будь доволен».
Но Феликс все равно молчал.
А смысл говорить? Работа на носу. Сейчас начнется война, на нее пойдут все, и, что бы Феликс ни говорил, что бы ни делал, ему не остановить безумие, не спасти ни единой гребаной души.
И вот оно:
– Рок-н-ролл, парни!
И они пошли внутрь.
За большие стеклянные двери, оклеенные черным, чтобы не пропускать солнечный свет, и даже прорезанную выемку для троса заботливо прикрыли куском черного картона.
Внутри было темно, прохладно и сухо от кондиционера. Только внутри Феликс понял, какая же жара снаружи. Все окна заклеены, внутри как в глухой и тихой могиле. Стрелок понял, отчего Джек решил оставить чертовы противогазы. Тут даже и с фонарями на каждом углу ни черта не видно. А оставишь свет – вампиры не захотят вылезать из лифта.
Джек с Котом, отец Адам и Феликс и даже Карл Джоплин собрались у мониторов наблюдения за тюрьмой, которые Карл установил на кофейном столике в зале, чтобы Джек мог видеть их, управляя лифтом.
Сделалось очень тихо, все стояли, вдыхали кондиционированный воздух и глазели на темные экраны.
– Включи свет. Посмотрим, что там обнаружится, – спокойно велел Джек.
И тут в камерах внизу зажегся свет. Феликс не понял, кто щелкнул выключателем – потому что не знал, кто еще может двигаться, кроме него самого, Джека и тех, кто стоял замерев в этом крошечном туннеле, которым стало его, Феликса, поле зрения… А камеры медленно двигались взад-вперед, показывая ряды пустых клеток.