Полки в магазинах пустоваты, покупатели ведут неспешные разговоры. Очереди небольшие, спокойные. Сторожихи выставляют стулья или табуретки на тротуар и сидят вяжут, лицом к дому (француженки сидят лицом к улице). Не перевелись и чистильщики сапог, у них всегда есть работа.
Люди идут неспешной походкой, никуда не торопясь. Когда начинается обстрел, тоже не торопясь заходят в подъезды. Известно, откуда стреляют фашисты и какой стороне улицы грозит большая опасность.
Чтобы создать панику, фашисты стреляют как бог на душу положит: то днем, то ночью, то залпами, то из одного орудия, то подряд, то с регулярными перерывами, то без всякой системы. Тем не менее мадридцы почти безошибочно определяют, кончилась ли бомбардировка или надо еще переждать. Жертв много, когда снаряд, обычно — первый, попадает в очередь, в кино, в трамвай.
Гостиница, где я живу, — одна из самых больших в Европе. Она занимает целый квартал. Вся она отведена под госпиталь, только один этаж сохранили для постояльцев. После каждой бомбардировки вносят раненых. На днях принесли женщину, накрытую простыней, и ребенка. Мальчик лет семи неистово кричал. Трое санитаров не могли удержать мужчину, который рвался к своей жене. В операционной женщина умерла, не приходя в сознание. Отцу кричали на ухо: «Ваш сын останется жив!» Он ничего не слышал. Стуча зубами, ломая руки, вырываясь из рук санитаров, он умолял: «Пустите меня к ней, пустите меня к ней, я хочу ее видеть!..»
Когда раздается удар, какая-то сила тащит к окну. Иногда кажется, что ожидание новых раненых может свести с ума. Выходишь на улицу. Мадрид все тот же — спокойный, гордый, веселый. Прохожие, не догадываясь, что ты сбежал из дому от малодушия, одобрительно улыбаются: ты тоже не боишься быть на улице, когда стреляют.
А между тем надо бояться. Один из самых храбрых людей, каких я знал в Испании, болгарин Петров, проходя со мной по улице во время обстрела, жался к стенам и сказал мне:
— Да, боюсь. Это не в поле, это как в клетке. В поле и заяц может уйти от охотника. В поле — война. Здесь — бойня. Здесь ты как слепой. В поле он метит в тебя, а ты в него. Здесь и он стреляет вслепую, хотя наверняка. Глупо так погибнуть. В Мадриде я, как горец, хочу на воздух. А на фронте мне спокойно.
Но испанцы еще не понимают, что такое расчетливая и что такое нерасчетливая храбрость.
На самом опасном месте, на перекрестке Гран Виа и улиц Монтера, Ортолеса и Фуэнкарраль, для трамвайного стрелочника выстроена каменная будка: он прячется в нее, когда начинается очередной обстрел. Трамваи сразу останавливаются. Пассажиры уходят в подъезды. Когда вагоновожатый решает ехать дальше, он кричит на всю улицу: