И он стал проталкиваться вперед, потому что на колокольне пробило уже два часа, и он видел, что опоздает, если ему не удастся проложить себе дорогу сквозь толпу.
– Сударь! – сказал вдруг один из тех, кого Тюрлюпэн угощал пинками и толчками. – Я уже два часа стою на этом месте, которое отвоевал себе, потому что и мне ведь хочется что-нибудь увидеть. Не угодно ли вам считаться с моим правом?
Это был господин Шеврэт, портной с улицы Двенадцати Апостолов. Присмотревшись к своему притеснителю, он узнал Тюрлюпэна.
– Это вы, господин Тюрлюпэн? – сказал он. – Так вот кто долбит мне носом спину!
– Господин Шеврэт! – озадаченно воскликнул Тюрлюпэн. – Неужели вы тоже пришли на похороны?
– А то куда же? – ответил портной. – Но это перестает доставлять удовольствие. Слишком много народу.
Он достал кусок жареной рыбы из кармана и принялся за еду.
– Жареная рыба, – сказал он, – это мой завтрак, потому что сегодня постный день.
– Стало быть, и вы здесь! – проговорил Тюрлюпэн, все еще не оправившись от изумления. – Разве вы знали его?
– Знал ли? Вот так вопрос! Как же я мог его знать? А вы, господин Тюрлюпэн? Уж не приходил ли он каждый день бриться в вашу цирюльню?
– Этого еще не хватало, – проворчал Тюрлюпэн, и одна эта мысль привела его в ярость. – Ну, да уж я бы его выпроводил живо.
– Говорят, надгробную проповедь говорит сам monsieur de Paris[14], господин архиепископ, – сказал портной.
– Сам архиепископ? – воскликнул Тюрлюпэн. – Не слишком ли много чести для человека, который только то и делал, что всем протягивал свою деревянную ногу?
– Не знаю, была ли у него деревянная нога, – заметил портной, – но это возможно, потому что при Ла-Рошели он дрался за дело церкви.
– Может быть, и дрался, да верно очень давно, – сказал Тюрлюпэн, потому что, когда я встречался с ним, он производил жалкое впечатление.
И перед ним возник образ нищего, сидевшего на мосту подле ступеней, в продранной одежде, с шапкой в руке, протянутой за подаянием.
– Его сын, – вмешался в их беседу толстый человек небольшого роста, страдавший астмой, – его сын, говорят, получил известие о кончине отца, когда завтракал в саду Виньроль с мадемуазель де Сен-Люк.
– Мадемуазель де Сен-Люк? Это кто такая? – спросил портной.
– Танцовщица, – объяснил толстяк, – мотылек, штучка ветреная, одним словом. Получив это известие, он послал музыкантов домой и погнал людей за своей каретой.
– Вот как, его сын, стало быть, держит лошадей, – пробормотал Тюрлюпэн, – он не стыдится держать лошадей, а наш брат за все это должен платить – за завтрак, музыкантов, карету и мадемуазель Сен-Люк.