Бехайм вспомнил, что вообще-то пришел сюда не ради мессира Леонардо, и, хлопоча о своем деле, вновь пристал к Манчино, который аккурат покончил с ужином.
– Что же касается этой девушки… – начал он.
– Какой девушки? – спросил Манчино, глядя на него поверх своих мисок.
– Которая проходила мимо рынка и улыбнулась вам.
– Тише! Ни слова о ней! – прошептал Манчино и беспокойно зыркнул на резчика и на д’Оджоно, которые рассуждали с братом Лукой о «Барашке», «Колокольчике» и математике.
– Может, скажете, как ее зовут? – предложил Бехайм. – Сделайте одолжение, как мужчина мужчине.
– Молчите о ней, прошу вас, – сказал Манчино очень тихо, но тоном, не сулящим ничего хорошего.
– Или как мне ее найти, – продолжал Бехайм, упрямо не желая отступиться от своего намерения.
– Этого я не знаю, – сказал Манчино чуть громче, но все же так, что слышать его мог один только Бехайм. – Зато отлично знаю, что будет с вами: на четвереньках домой поползете, так я вас отделаю.
– Сударь! – возмутился Бехайм. – Вы слишком много себе позволяете!
– Эгей! Что тут стряслось? – воскликнул художник д’Оджоно, внимание которого привлекли последние слова Бехайма, произнесенные довольно громко. – Никак ссора?
– Ссора? Ну это как посмотреть, – ответил Манчино, пристально глядя на Бехайма и сжимая ладонью рукоять кинжала. – Я сказал, что надо бы открыть окно и проветрить, а этот господин считает, что открывать незачем. Ну и бог с ним, с окном, пускай остается закрыто.
– Боже мой, да открывайте на здоровье, если вам угодно, – буркнул Бехайм и допил вино, а Манчино убрал руку с кинжала.
Воцарилось молчание, и, чтобы положить ему конец, д’Оджоно спросил:
– Вы в Милане по делам?
– Не совсем, – объяснил Бехайм. – Мне нужно взыскать деньги с человека, который уже много лет не возвращает долг.
– За небольшое вознаграждение, – сказал Манчино, будто между ними ничего не произошло, – я взыщу для вас должок. Вам незачем себя утруждать, доверьте это мне. Вы же знаете, я всегда готов вам услужить.
Бехайм решил было, что Манчино насмехается, и посмотрел на него с досадой, но тем и ограничился. Он выпил слишком много вина, и в голове уже изрядно шумело, однако ж он покуда властвовал своими поступками и словами и не желал иметь ничего общего с человеком, который чуть что хватается за кинжал. И потому заговорил о своем деле с д’Оджоно:
– Человек, который задолжал мне деньги, флорентиец, но теперь живет в Милане. Зовут его Бернардо Боччетта. Может, вы мне скажете, где его найти.
Вместо ответа д’Оджоно запрокинул голову и громко расхохотался, а мгновение спустя хохотали уже все. Слова немца, как видно, показались им весьма забавными. Не смеялся только Манчино. Он глаз не сводил с Бехайма, и в чертах его сквозили изумление и озабоченность.