Но едва Бехайм вышел из дома и дверь с лязгом и скрипом захлопнулась, как его охватило недовольство собой. Он уходил с пустыми руками, не получив ничего, кроме обещаний, и теперь ему казалось, что Боччетта только того и добивался – без шума выпроводить его вон. Он вдруг вспомнил, что Боччетта как-никак ссуживал деньги под залог, недаром ведь сказал: «Покажите, с чем пришли!» – и еще: «Коли вам нечего оставить в заклад, идите своей дорогой!» А заимодавец должен непременно иметь дома наличные.
Иоахим Бехайм остановился и прикусил губу. Вот досада! Ну что бы раньше-то об этом подумать, а теперь уж все, опоздал. Тихо чертыхаясь, он зашагал прочь и тут опять услышал голос Боччетты:
– Эй! Вы! Вернитесь! Хочу кое-что вам сказать!
Удивленный и обрадованный, Бехайм обернулся – но нет, дверь была закрыта. За решеткой давешнего оконца возникла физиономия Боччетты. Он и не собирался отворять, только крикнул:
– Ваш батюшка, я чай, дал вам денег на дорожные расходы. С ними-то как? Растранжирили все да прогуляли?
Бехайм даже растерялся от этакой наглости и не сразу нашелся с ответом. А Боччетта продолжал:
– Ох и вид у вас – точь-в-точь баран перед новыми воротами… Так как с денежками-то? Проиграли, пропили, на баб истратили? И надумали теперь поправить делишки за чужой счет? У отцовых друзей клянчите? И не стыдно вам? Ой, хоть бы Господь наставил вас на путь истины. Человек вы молодой, в расцвете сил, поискали бы работу, вместо того чтоб попрошайничать да обременять людей. Семнадцать дукатов?! А не мало? Семнадцать палочных ударов – вот что вам надобно!
– Сударь! – Бехайм едва совладал со своим негодованием. – Ваши бессовестные наветы меня не трогают. Но за то, что вы упорно отказываетесь вернуть долг, я отдам вас под суд, то-то будет позору, когда вам публично предъявят обвинение, а после в колодках отправят в долговую яму.
– Под суд? – расхохотался Боччетта. – Да на здоровье, отдайте меня под суд! А может, сядете голой задницей в крапиву, вон там, за колодезем, и дело с концом, а? Все целей будете! Колодки! Н-да, велико долготерпение Господне, коли Он допускает, чтоб этакий сквернавец жил и здравствовал! Ну, ступайте, ступайте в суд! – С этими словами Боччетта исчез из оконца.
Трудно, ох как трудно было Бехайму хотя бы и на миг признать свое бесславное поражение. В особенности его оскорбил намек на крапиву, который, как ему мнилось, был сделан всерьез, потому что крапивы в одичавшем саду впрямь было видимо-невидимо. Он бы с восторгом вышиб дверь и хорошенько намял Боччетте бока. Но, поступив так, он бы нарушил закон, а это претило его натуре. И потом, домишко хоть и выглядел развалюхой, однако ж именно дверь казалась вполне крепкой и прочной. Она была сбита из толстых дубовых брусьев – голыми руками не возьмешь.