Винцент, стоя с завтраком перед моей постелью, разбудил меня. В комнате было темно. Я видел его силуэт и тусклое мерцание серебряного молочника. Он что-то говорил, но я не понимал его слов. Все еще боролся я с пробуждением, как-то смутно боялся встать и начать этот день.
– Который час? – спросил я с трудом и, вероятно, сейчас же опять заснул, но ненадолго, только на несколько секунд, быть может, потому, что, когда я открыл глаза, Винцент еще стоял перед кроватью.
– Девять часов, господин ротмистр, – услышал я его ответ.
– Не может быть, – сказал я и закрыл глаза, – тут ведь темно, как ночью.
Послышались скользящие шаги по ковру и легкий звон посуды. Потом на окнах взвились шторы. Дневной свет проник в комнату, от его яркости стало больно лицу.
– Если господин ротмистр уезжать собрались, то пора вставать, – сказал Винцент, стоя у окна.
– Уезжать? Куда? Зачем? – спросил я, еще не совсем проснувшись, и попытался собраться с мыслями, но мог только вспомнить, что ночью упаковал оба чемодана. – Есть еще время. Ты отвезешь мне чемоданы на вокзал.
– На Южный?
Прошло некоторое время, прежде чем я вспомнил о цели своего путешествия.
– Нет, я еду в Хрудим, – сказал я. – Опусти шторы, я еще посплю немного.
– Господи! – крикнул вдруг Винцент. – Какой у вас вид, господин ротмистр!
Я все еще не совсем пришел в себя.
– Что случилось? – спросил я в досаде и присел на постели.
– На лбу! Прямо над правым глазом! Где это, господин ротмистр, вы так ударились?
Я ощупал пальцами лоб.
– Покажи-ка! – сказал я, и Винцент принес мне зеркало. Я с удивлением увидел рану с запекшейся кровью и не мог объяснить себе ее происхождение.
– Вчера на лестнице опять было темно, – сказал я затем только, чтобы больше об этом не думать. – Этакие негодяи! Теперь ступай и дай мне спать.
– А что мне сказать этому господину? Он ждет ответа и говорит, что дело очень спешное.
– Какому господину, черт возьми?
– Я уже докладывал господину ротмистру. В соседней комнате ждет господин. Он сюда еще ни разу не приходил. Высокий, белокурый. Говорит, что непременно должен переговорить с господином ротмистром, и так удобно уселся за письменным столом, словно у себя дома.
– Назвал он себя?
– Карточка лежит на сахарнице.
Я взял карточку и прочитал: «Вольдемар Сольгруб». Два-три раза прочитал я это имя, и потом только припомнились мне события минувшего дня. Жуткое чувство охватило меня. Что нужно от меня инженеру так рано утром? Его визит не предвещает, конечно, ничего хорошего. Я стал думать, не сослаться ли мне на нездоровье или просто не передать ли, что принять его не могу. Я хотел быть один, никого не видеть, ничего не знать.