Я не ответил. Инженер посмотрел на нас обоих недоумевающим взглядом, покачал головой, бегло взглянул на картину и прошел в кабинет.
Мы остались в комнате одни. Доктор начинал терять терпение и все чаще посматривал на часы. Я тоже тяготился ожиданием. Взял книгу, лежавшую на письменном столе, но это был словарь, и я положил его сейчас же обратно.
Спустя четверть часа инженер наконец вернулся в комнату. Он, по-видимому, искал что-то на полу, потому что руки у него были в пыли и грязи. Доктор Горский вскочил.
– Сольгруб, что вы нашли? – спросил он.
Инженер покачал головой:
– Ничего.
– В самом деле ничего?
– Ни малейшего следа, никакой путеводной нити, – повторил инженер и рассеянно посмотрел на свои руки.
– Там вода, Сольгруб, – сказал доктор. – Вы на ложном пути, неужели вы этого не понимаете? Весь день вы гонитесь за этим призраком. Ваше чудовище не существует – никогда не существовало. Ваше чудовище – смехотворное порождение неправильного хода мыслей, выдумка – сколько раз я должен вам это повторять? Вы вбили себе в голову нелепую мысль и не подвигаетесь вперед.
– А вы что предполагаете, доктор? – спросил инженер, стоя перед умывальником.
– Мы должны постараться повлиять на Феликса.
– Это безнадежно.
– Дайте мне время.
– Время? Нет, времени я вам не могу дать. Разве вы слепы? Разве вы не видите, как он там сидит и молчит и предоставляет нам болтать? Он ни за что не допустит, чтобы его честное слово было сделано предметом дискуссии с весьма проблематичным исходом. Он твердо принял решение, он сделает то, чего от него требует Феликс, быть может, завтра, быть может, еще сегодня ночью, у него палец на курке, а вы хотите располагать временем.
Я хотел возразить, заявить протест, но инженер не дал мне заговорить.
– Я на ложном пути, разумеется! – воскликнул он. – То же самое говорили вы мне сегодня в полдень, доктор, когда я на театральной площади разыскивал шофера, который отвез Ойгена Бишофа к его убийце. Потом, когда я нашел этот дом и поднимался по лестнице, вы крикнули мне вдогонку, что я на ложном пути, что я помешался на своей идее…
– Вы были в квартире процентщика? – перебил я его.
– Процентщика? – переспросил удивленно инженер. – О каком вы говорите процентщике?
– О Габриеле Альбахари. Доминиканский бастион, 8.
– Разве он процентщик? Об этом вы ничего мне не сказали, доктор.
– Он дает деньги в долг под заклады, – заметил доктор Горский. – Знакомство не из тех, которыми приходится гордиться. Но при этом он один из наших лучших знатоков искусства и коллекционеров. Ойген Бишоф знал его почти двадцать лет и пользовался иногда его шекспировской библиотекой и альбомами костюмов.