Мирослава закрыла глаза, воскрешая в памяти ту самую радиопостановку…
– Я слышала об этом в детстве, – сказала она, не открывая глаз. – В усадьбе организовали летний лагерь для одаренных детей. Я была одной из этих детей. Тогда и слышала.
– От кого?
– От Максима Разумовского. Он реставратор… Был реставратором. Тем летом он как раз занимался реставрацией Свечной башней. Я запомнила его рассказ. Про удивительный механизм и про то, что башню по просьбе хозяйки усадьбы спроектировал Август Берг.
– Этого не может быть, – сказала Эмма Львовна и покачала головой.
– Я не понимаю, чего не может быть?
– Не могло быть реставрации. Я знаю это наверняка. Если ваша башня признана памятником архитектуры. Она ведь признана? – Она снова посмотрела на Мирославу поверх очков.
– Да, – Мирослава кивнула, она знала это доподлинно, видела документы, помнила раздражение Всеволода Мстиславовича после визита в Горисветово одного из чиновников от министерства культуры. Именно тогда, после этого визита и выяснилось, что тринадцать лет назад Свечная башня была включена в список объектов культурного и исторического значения. Тогда Мирослава не придала значения ни этому визиту, ни неудовольствию шефа. Причина неудовольствия ей виделась незначительной. В отличие от самого Горисветово, Свечную башню нельзя было выкупить, ее можно было лишь взять в аренду. Все попытки Всеволода Мстиславовича договориться и решить вопрос разбивались об медную табличку с надписью «Объект культурного и исторического значения. Охраняется государством».
– А если так, то никакой самодеятельности, никакой реставрации просто не могло быть! Ваша башня скорее рассыплется в прах, чем государство даст добро на ее реставрацию. Денег оно тоже не даст. Такие вот реалии, милая моя! Я знаю это не понаслышке, уж поверьте.
Мирослава начала понимать. Вот почему, на фоне общего благолепия Горисветово Свечная башня так и оставалась стоять аварийной и неприкаянной. Вот почему злился Всеволод Мстиславович.
– Если только башню не внесли в списки позже тех событий, о которых вы рассказываете. Интерес к работам Августа Берга возродился относительно недавно, лет десять назад.
– Тринадцать, – сказала Мирослава. – Свечную башню внесли в списки тринадцать лет назад, почти сразу же… – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Ее внесли в списки осенью, а первая и единственная попытка реставрации была летом.
И по сути, закончилась эта реставрация, так и не начавшись. Не потому, что Разумовский пропал без вести, а потому, что Свечная башня обрела совершенно иной статус. Теперь арендатор не имел права не только на полноценную реставрацию. Теперь арендатор не мог даже заменить аварийные, давно прогнившие ступени лестницы без высочайшего дозволения, а дозволения не было, несмотря на все старания Всеволода Мстиславовича. Более того, чиновник, который курировал вопрос, был страшным крючкотвором и бюрократом, к тому же – удивительное дело! – не брал взятки. Взятки не брал, а рейды в Горисветово совершал с пугающей регулярностью.