– Слышал, Всеволод снова взялся возрождать Горисветово из пепла, – сказал Исаак Моисеевич, выставляя на стол изящные фарфоровые чашки. – Он и меня приглашал, но я был вынужден отказаться. Годы уже не те, зрение не то, диагнозов добавилось. – Он усмехнулся, сел напротив Мирославы. – Я все еще даю уроки музыки, но исключительно частным порядком. Меня Горисветово отпустило.
Это прозвучало так странно, что Мирослава удивленно вскинула брови. Она никогда на рассматривала свое возвращение в усадьбу как попытку закрыть некий гештальт, но если вдуматься…
– А кого не отпустило? – спросила она осторожно.
– Всеволода. Казалось бы, после тех трагических событий невозможно возродить былое. Особенно, если вопрос касается детей. – Он глянул на Мирославу сквозь толстые стекла очков и чем-то неуловимо напомнил ей дядю Митю. – Я считаю, что это место… – Исаак Моисеевич на мгновение задумался, а потом продолжил: – Вы не сочтете меня старым маразматиком, если я скажу, что Горисветово – место с темной аурой?
– Не сочту. – У нее даже были подтверждения его словам, но рассказывать о своих ночных прогулках к Свечной башне она не станет.
– Это хорошо. – Исаак Моисеевич удовлетворенно кивнул. – Я музыкант, а музыканты – люди тонко чувствующие. Скажу больше, сверх чувствующие. Все эти флюиды и вибрации мироздания… В некоторых местах они сильнее и жестче.
– В Горисветово.
– Да. Амалия Ивановна, ваша наставница, это тоже чувствовала. Наверное, она почувствовала это даже раньше меня. Да, наверняка раньше. – Он вздохнул. Во вздохе его не было грусти – лишь тихое принятие утраты, которую ничем не восполнить. – Она даже хотела отказаться от места. Если бы не вы, она бы отказалась, я почти уверен в этом.
– Если бы не я?..
– Вы были очень талантливы. Амалия считала вас гениальной. Ей хотелось быть причастной к зарождению чего-то прекрасного, хотелось постоять у колыбели. Если вы понимаете, о чем я.
Мирослава кивнула. Она понимала. А еще она боялась, что Исаак Моисеевич спросит, что же стало с ее удивительным даром. Он спросит, а она не найдется, что ответить, потому что дар у нее отняли тринадцать лет назад вместе с жизнью. Жизнь потом вернули, а вот дар вернуть позабыли, и в том месте, где раньше жила нетерпеливая радость, сейчас поселилась черная тоска.
– А я стоял у своей собственной колыбели. – Исаак Моисеевич улыбнулся. – Все-таки Всеволод умел находить самородки. Наверное, это умение было его уникальным даром.
– Был мальчик… Ваш ученик… – Мирослава начала издалека.
– Мальчик? – Исаак Моисеевич бросил на нее удивленный взгляд. – Вы об Артеме Морозове?