В конце 2013 г. на Украине начался «ленинопад» – процесс демонтажа сохранившихся памятников Владимиру Ленину (к концу 2017 г. процесс завершился) по всей стране. Россия использовала этот эпизод декоммунизации Украины в качестве доказательства русофобии в этой стране, а первые русские митинги на востоке Украины собирались вокруг памятников Ленину. Вождь пролетариата тем самым рассматривался как символ русских и русского языка. Повторюсь: в самой России памятники Ленину находятся в целости и сохранности, его именем названы тысячи улиц; тело политика лежит в мавзолее на главной площади страны. Но насколько справедливо такое отношение к Ленину как к русскому символу и русскому правителю с точки зрения убеждений и самосознания самого Ильича? Герой ли он русской, а не социалистической, истории?
Владимир Ленин, как идейный коммунист, как большевик, страстно желал мировой революции, когда угнетенный класс пролетариев, ведя за собой (руководя им) крестьянство, свергнет эксплуататоров (капиталистов, буржуев, «хозяйчиков»). Ленин категорически отрицал многопартийную демократию (хотя в стратегических целях его партия принимала участие в выборах) – построение нового общества, по его мнению, было возможно лишь в условиях диктатуры пролетариата и устранения эксплуататорских классов не только от власти, но и от собственности. Когда Ильич приехал в Россию в 1917 г. после долгого в ней отсутствия (почти 17 лет[9]), он принес с собой не освобождение от войны и тирании, а свою мечту – ввергнуть мир в пучину гражданской войны и мировой революции. То, что большевики победили именно в России, хоть и противоречило догматам марксизма, но не противоречило взглядам Ленина, который считал Россию вполне готовой к социалистической революции. Ленин желал России поражения в мировой войне, и гражданская война была его ближайшей целью. Это он говорил вполне определенно в апреле 1918 г.: «Во-первых, нельзя победить и искоренить капитализма без беспощадного подавления сопротивления эксплуататоров, которые сразу не могут быть лишены их богатства, их преимуществ организованности и знания, а следовательно, в течение довольно долгого периода неизбежно будут пытаться свергнуть ненавистную власть бедноты. Во-вторых, всякая великая революция, а социалистическая в особенности, даже если бы не было войны внешней, немыслима без войны внутренней, т. е. гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя, – означающей тысячи и миллионы случаев колебания и переметов с одной стороны на другую, – означающей состояние величайшей неопределенности, неуравновешенности, хаоса. И, разумеется, все элементы разложения старого общества, неизбежно весьма многочисленные, связанные преимущественно с мелкой буржуазией (ибо ее всякая война и всякий кризис разоряет и губит прежде всего), не могут не “показать себя” при таком глубоком перевороте. А “показать себя” элементы разложения не могут иначе, как увеличением преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безобразий всякого рода. Чтобы сладить с этим, нужно время и нужна железная рука»