[340].
По всей видимости, крестьяне не поняли, какая благодать свалилась на них от коммунистов. Исследователь советских репрессий и деятельности органов госбезопасности Олег Мозохин пишет, что только в 1929 г. органами ОГПУ было зарегистрировано 1300 массовых антисоветских выступления. В следующем году было зафиксировано 13754 массовых выступления крестьян [224, с. 21]. Мозохин называет это не иначе как гражданской войной, и если это так, то советская власть ответила на несогласие с ее курсом не менее жестоко, чем в годы красного террора. Учитывая, что в общей сложности в восстаниях приняло участие более 3 млн человек, не стоит удивляться, какие масштабы приняли репрессии, выражавшиеся прежде всего в выселении несогласных (которых называли «кулаками», но в действительности речь шла просто о противниках насильственной коллективизации, имевших все моральные основания считать ее недопустимой) на спецпоселения, разлучении с семьей и, в крайнем случае, расстреле. Последние применялись не редко – только в 1930 г. было расстреляно более 20000 человек – т. е. столько же, сколько за все годы нэпа. Но это капля в море на фоне числа сосланных и умерших в ссылке «кулаков». Как пишут Роберт Дэвис и Стивен Уиткрофт в книге «Годы голода: Сельское хозяйство СССР, 1931–1933»: «в 1931 г. решения об арестах или ссылке кулаков принимались в обстановке полной секретности, и о них никогда не упоминали газеты. Зачастую ярлык “кулака” получал любой, кто возражал против условий колхозной жизни, даже если он не имел ни экономических признаков кулака, ни контрреволюционного прошлого» [374, с. 56]. «Многие крестьяне, очевидно, смотрели на раскулачивание как на часть общего наступления на село. “Арестами и высылкой кулаков коммунисты стараются запугать остальных, чтобы никто не мешал строить колхозы и чтобы все крестьяне шли в колхозы”. Часто можно было слышать мнение, что, как только разделаются с кулаками, наступит очередь середняков или всей крестьянской общины» [381, с. 72].
Только за 1930–1931 гг. в «антикулацкую» ссылку отправили более 1,8 млн человек [374, с. 61]. По данным В. Н. Земскова, с 1932 по 1940 г. в «кулацкую ссылку» прибыло еще 2 млн 176 тыс. человек, из которых 230000 родились в ссылке и 235000 были возвращены из бегов [115]. За вычетом возвращенных из бегов ссыльных, в «кулацкой ссылке» за эти десять лет оказалось 3 млн 741 тыс. человек. С 1930 по 1940 г. около 680 000 ссыльных умерло. Причем большая часть умерших приходится на первые два года «антикулацкой кампании» 1930–1931 гг. Если за 1932–1940 гг. умерло в ссылке 389500, то на первые два года разница между отправленными в ссылку в 1930 г. и числящимися на спецпоселениях к 1932 г. составляет около 490000 человек. Разумеется, не все эти люди погибли. Многие бежали. Но едва ли многие из них были освобождены как «неправильно высланные», так как таких и за последующие восемь лет было ничтожно мало – всего 33000. Можно представить соотношение умерших, бежавших и освобожденных, скажем, на примере Нарымского округа, где смертность была наиболее высокой. 44 % там умерли, 36 % бежали и 20 % вернулись домой [374, с. 63]. Если допустить, что в других округах умерло под 40 %, то получим приблизительную цифру в -290000 человек. Это те, кто погиб в первые два года кампании, когда смертность была наиболее высокой из-за плохой организации спецпоселений.