[37].
Таким образом, на протяжении десятилетий риторика советских политических деятелей, когда дело касалось необходимости объяснить один провал за другим, совершенно не менялась. Стоит отметить, что риторика руководства современной РФ очень похожа на советскую. Например, спикер Госдумы РФ Вячеслав Володин, комментируя ситуацию вокруг отравления оппозиционного политика Алексея Навального, заявил, что «происходящее вокруг ситуации с Навальным все больше доказывает, что это спланированная акция против России, чтобы в результате ввести новые санкции и попытаться сдержать развитие нашей страны» [61].
На самом деле, провалы социалистической плановой экономики, наиболее полно развернутой именно в Советском Союзе, были предсказаны еще до того, как в СССР началось воспроизводство многовековых социалистических установок в масштабах целой страны. Еще в 1902 г. голландский экономист Николас Пирсон указал на большие трудности оценки и экономического расчета при отсутствии цен, ориентированных на человеческую природу. В 1914 г. Фридрих фон Визер говорил о слепоте централизованной организации экономики, которая «не в состоянии быть в курсе бесчисленных возможностей» [331, с. 186]. Видный социолог Макс Вебер в своей книге «Хозяйство и общество» также указал на недостатки социалистического планирования. Однако обстоятельнее всего невозможность социалистического централизованного производства и распределения предсказали австрийский экономист Людвиг фон Мизес и российский экономист Борис Бруцкус. В 1920-е гг. они подробно теоретически обосновали будущий провал социалистической экономики. Стоит привести пространные выдержки из трудов этих авторов.
В книге «Социализм: экономический и социологический анализ» Мизес пишет: «Попробуем представить себе положение социалистического общества. Там функционируют тысячи и тысячи предприятий. Меньшая часть из них производит конечные блага, большая часть выпускает производительные блага и полуфабрикаты. Все эти предприятия тесно связаны. Каждое из производимых благ до своего превращения в потребительское благо проходит через ряд таких предприятий. И при непрерывном напоре всех этих процессов экономическое руководство будет дезориентировано. У него не будет возможностей удостовериться, что данная работа действительно необходима, что труд и материалы не расходуются впустую. Как оно смогло бы выбрать из двух процессов производства наилучший? Самое большее – оно могло бы сравнить количество производимой продукции. Но только в исключительных случаях ему удалось бы сопоставить расходы на сравниваемые производственные процессы. Оно бы точно знало (или воображало бы, что знает), что именно хочет производить. А значит, ему следовало бы поставить задачу достичь желаемого с наименьшими расходами. Но для этого нужно иметь возможность считать. Эти расчеты могут быть только стоимостными. Они не могут быть просто техническими, они не могут быть вычислениями объективных потребительных ценностей (полезностей) продуктов и услуг; это настолько очевидно, что не нуждается в дальнейших доказательствах. В условиях частной собственности на средства производства шкала ценностей является результатом действий каждого независимого члена общества. Каждый играет двойную роль в ее создании – как потребитель и как производитель. Как потребитель он вырабатывает оценку конечных потребительских благ. Как производитель он использует производительные блага так, чтобы они давали наибольшую отдачу. Таким образом, все блага высших порядков ранжируются в соответствии с существующими условиями производства и требованиями общества. Взаимодействие этих двух процессов обеспечивает соблюдение принципа целесообразности как в производстве, так и в потреблении. В результате и возникает система точных цен, которая позволяет каждому формировать свой спрос с учетом экономических реалий. При социализме все это неизбежно отсутствует»