Социализм. История благих намерений (Станкевичюс) - страница 314

[261].

Какое место в идеологии национал-социализма занимал капитализм, можно увидеть и на примере идей статс-министра Герберта Бакке и Вальтера Дарре, одного из ключевых идеологов нацистского государства, а также министра продовольствия и сельского хозяйства с 1933 по 1942 г., члена СС, седьмого по значимости командира в этой преступной организации. Адам Туз писал: «…в рамках теории Бакке расовый аграризм Дарре сочетался с более традиционной критикой капитализма как преобразующей исторической силы. Опираясь на популистский антикапиталистический канон, востребованный и правыми, и левыми, нацистские идеологи ставили себе на службу образы сжигаемого и выбрасываемого в море зерна и тысяч гектаров земель, остающихся невозделанными, – в то время как армии безработных европейцев и американцев страдают от голода. Подобно Гитлеру, Бакке видел миссию национал-социализма в том, чтобы ликвидировать прогнившую власть буржуазии. Идеология Бакке, отнюдь не будучи непрактичной, служила великолепным историческим оправданием крайнего протекционизма, уже осуществлявшегося аграриями-националистами. Согласно отнюдь не ретроградным взглядам Бакке, миссия национал-социализма заключалась в том, чтобы примирить друг с другом конфликтующие процессы, свойственные либерализму XIX в. Замшелым реликтом ушедшей эпохи был вовсе не национал-социализм, а викторианская идеология свободного рынка» [369, с. 240–241]. Таким образом, национал-социалистическая доктрина понималась как прогрессивная в сравнении с предшествующей ей либеральной эпохой. Это не что иное, как психология старой доброй формационной теории.

Уже в годы войны Гитлер «непосредственно увязывал битву за Москву с борьбой рас. Германия одновременно воевала и с капиталистической Великобританией, и с большевистской Россией. Две эти экономические системы, на первый взгляд разные, в реальности имели принципиальное сходство. Большевизм представлял собой не более чем наихудшую разновидность капитализма. Он порождал нищету и лишения, а “опора этой системы” “в обоих случаях” была “одна и та же: евреи и только евреи!”. Наступление на Москву должно было стать “смертельным ударом” по этому архиврагу немецкого народа» [369, с. 626].

Олег Пленков, доктор исторических наук, один из крупнейших специалистов по Третьему рейху в современной России, приводит следующую характеристику гитлеровского режима: «…то, что <у Гитлера> получилось в итоге, стало синтезом национализма и социализма. В военное время плановые начала настолько усилились, что министр вооружений Шпеер, дабы не отпугнуть крупных предпринимателей, подчеркивал, что после окончания войны рыночная экономика должна быть восстановлена в прежнем объеме. Гитлер же в это время все чаще хвалил Сталина за то, что тот разрушил старые элиты и создал плановую экономику, которая лучше справлялась со своими задачами во время войны. Встает вопрос: если Гитлер склонялся-таки к плановой экономике, то как он относился к частной собственности, практически не соединимой с плановыми началами? Ненависть к капитализму и либерализму, безусловно, не позволяла декларировать необходимость защиты частной собственности на средства производства, поэтому высказывания Гитлера на этот счет неопределенны и намеренно многозначны. Представляется, однако, что отношение фюрера к экономике и ее специфическим проблемам наиболее полно и универсально характеризуют строки в “Майн кампф”, в которых он распространяется о том, что внутренняя сила и мощь государства очень редко совпадают с периодами его экономического процветания: “пример аскетической и бедной Пруссии как раз с удивительной точностью доказывает, что не материальное благосостояние, а идеальные добродетели, связанные с жертвенностью и готовностью к борьбе, способствуют созданию сильного и устойчивого национального государства”»