[369, с. 159–161].
Таким образом, из «Цены разрушения» мы получаем подтверждение очень важной детали: нацистский режим не был подвластен ни банкам, ни промышленникам, и все было с точностью до наоборот. Крупный бизнес не оказывал влияние на политику нацистов. Напротив, это нацисты использовали всю имевшуюся промышленность для своих целей, а если бы промышленность отказалась содействовать планам партии, то с ней легко бы расправились. Об этом совершенно откровенно говорили и Гитлер, и Геринг во время принятия Четырехлетнего плана в 1936 г. – т. е. в момент, когда власть Гитлера была абсолютна, ей ничего не угрожало и ему не было надобности торговаться с промышленниками. Вот что говорил лидер Третьего рейха:
«Нет смысла дискутировать о том, не стоит ли нам подождать еще… в задачу правительства не входит ломать голову над методами производства… Либо сегодня у нас есть частная промышленность, и в таком случае именно она должна размышлять о методах производства, либо мы считаем, что определять средства производства – задача правительства, и в таком случае у нас отпадает нужда в частной собственности. Задача министерства экономики заключается всего лишь в том, чтобы устанавливать цели для национальной экономики, а частная промышленность должна осуществлять их. Германская промышленность либо осознает новые экономические цели, либо выявит свою неспособность выжить в современную эпоху, когда советское государство принимает гигантские планы. Но в таком случае на дно пойдет не Германия, а в крайнем случае несколько промышленников» [369, с. 296].
Фюреру вторил Геринг: «Однако рада достижения цели мы должны пойти на риск. Мы должны поставить на карту все лучшее… никто из нас не существует сам по себе… судьба всех нас связана с судьбой Германии. Не важно, если кто-то говорит: “Я отвергаю национал-социалистическую систему”. Мне все равно. Пусть себе отвергает, все равно это та система, которая в данный момент решает судьбу Германии. Именно поэтому он волей-неволей будет с нами сотрудничать. Господа! Я вмешаюсь, не колеблясь ни секунды – да-да, ни секунды, как я уже доказал в связи с другим вопросом. – и разом конфискую весь бизнес, если приду к выводу, что его непонятливый владелец смотрит на мир с перспективы стульчака своего предприятия и не в состоянии проявить чуть больше дальновидности… и он должен будет уйти. Один росчерк моего пера – и он останется без своего бизнеса и без своей собственности» [369, с. 338].
Две эти цитаты замечательно демонстрируют отношение нацистского государства к собственности. Никаких гарантий у собственников не было. Их просто обязали выполнять «великую задачу», пусть и обеспечив им прибыль. Прибыль сама по себе не являлась главным мотиватором для промышленников – у них вообще не было выбора, они не могли отказаться от сотрудничества. В то же время Гитлер не был рьяным сторонником национализации, он смотрел на ситуацию прагматически и в условиях не только ограниченных ресурсов, но и времени. Кстати, то, что промышленники никак не влияли на политику, подтверждает российский историк Олег Пленков, чью позицию мы также рассмотрим далее. Он писал, что