Социализм. История благих намерений (Станкевичюс) - страница 333

[274].

Письма советских граждан свидетельствуют об ужасе, который царил среди них в связи с голодом. Вот только несколько выдержек из множества личных свидетельств: «Надвигающийся голод страшит, моральное состояние подавленное. Дети наши живут зверской жизнью – вечно злы и голодны. От плохого питания Женя стал отекать, больше всего отекает лицо, очень слабый»; «дома дела очень плохие, все начинают пухнуть от голода: хлеба нет совсем, питаемся только желудями»; «мы погибаем от голода. Хлеба нет, есть нечего. Жить осталось считаные дни, ведь, питаясь водой, можно прожить только неделю»; «хлеба нет, и не знаем, как пережить голод. Хлеба никому не дают. Народ начинает опухать. В нашем колхозе и в соседнем хлеба совсем не дали – дело плохо»; «жить мне осталось недолго: я совсем обессилел от голода, ноги и лицо стали опухать, голова кружится»;

«я продал всё, чтобы спасти жизнь. Больше продавать нечего, остается одно: или умереть, или решиться на что-то другое, иначе погибель. Я уже начинаю пухнуть. Мне не страшна тюрьма, ибо там я могу получить кусок хлеба» [121].

Безусловно, вышеназванные факторы говорят нам о том, что такого положения дел можно было избежать. И госрезервы зерна были вполне обильными, и урожай не был катастрофическим. Но сама социалистическая система с ее централизованным производством и распределением благ со всеми вытекающими отсюда издержками не была в состоянии справиться с такой задачей. Одной из издержек мощной централизации экономики была бюрократизация и связанная с ней бесхозяйственность (так как по факту блага никому не принадлежали), сочетаемая с информационной слепотой государственных органов в силу отсутствия рыночных цен. В результате огромная часть урожая была потеряна, испорчена влагой из-за несвоевременной подачи транспорта (который принадлежал государству) и т. д. Историк В. Зима в подробностях рассказывает, как это было, в своей книге «Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия»:

«В послевоенное время порча государственного хлеба на элеваторах, складах, железнодорожных станциях, пристанях и при перевозке достигала неслыханных размеров. Убранное с таким трудом и сданное государству зерно сваливалось в грязь, мокло под дождем, покрывалось снегом, портилось, списывалось и тайно уничтожалось. Проявляя нездоровую озабоченность пополнением хлебных резервов, правительство опять-таки репрессиями пыталось остановить растущую бесхозяйственность и безразличие к государственной собственности. Это подтверждали два грозных постановления Совмина СССР и ЦКВКП(б) от 27 июля и 25 октября 1946 г. “Омерах по обеспечению сохранности хлеба, недопущению его разбазаривания, хищения и порчи”, которые способствовали очередному усилению административной и уголовной ответственности. Однако в последующие месяцы порочная практика даже усилилась. В самом начале января 1947 г. в Секретариат ЦК ВКП(б) поступила записка от уполномоченного Комитета партийного контроля по Челябинской области “О массовой порче зерна на Троицком элеваторе Челябинской области”. Не менее тревожные сигналы были получены из Алтайского края, Ульяновской области, Удмуртской АССР и др. С большим опозданием 4 октября т. г. Совмином СССР было принято постановление “О мерах по обеспечению сушки сырого и влажного зерна и сохранности хлеба”. Прямой контроль за выполнением постановления был полностью возложен на МВД. О нарушениях установленного порядка хранения хлеба информировались местные советские и партийные органы, а злостные нарушители и саботажники привлекались к уголовной ответственности… Ряд колхозов и совхозов не принятый у них из-за сильной влажности хлеб бросали на дворах ссыпных пунктов. При проверке Балаковского пункта “Заготзерно” в Саратовской области на его территории было обнаружено на земле 113 т брошенного зерна, словно сами колхозы в нем не нуждались. Хотя в 1947 г. многие из них не рассчитались со своими колхозниками зерном по трудодням. Директор известного на всю страну Лабинского совхоза Краснодарского края, после безответных обращений в вышестоящие инстанции, направил телеграмму Маленкову. В ней он сообщал, что у них в совхозе из-за неподачи вагонов в бунтах лежало неукрытое и в больших количествах портилось И тыс. т хлеба. В то же время рабочие совхозов не обеспечивались хлебными пайками и голодали. На открытой площадке железнодорожной станции, как и на заготовительном пункте, уже никто не смел брать обреченное на догнивание зерно. МВД следило, чтобы всякое даже несъедобное зерно надежно охранялось, т. е. “заботилось” о том, чтобы люди им не отравились. В течение ноября 1947 г. органами МВД было выявлено 211,4 тыс. т зерна, зараженного амбарными вредителями и 22,7 тыс. т полностью испорченного. В Алтайском крае на Овчинниковской базе Министерства продовольственных резервов обнаружено около 200 т хлеба, оставленного на месте бывших бунтов. Зерно проросло и превратилось в сплошную грязно-зеленую массу. На Троицкой базе того же министерства в силосную яму было сброшено около 70 т ржи, спрессовавшейся в черные комья. На территории той же базы находились кучи сгнившего, смешанного со снегом зерна. Одними репрессиями правительство не смогло остановить напор бесхозяйственности и постоянно растущую порчу отобранного у народа хлеба, поэтому в 1948 г. многое повторилось. В разгар уборочной 20 августа т. г. Совмин СССР принял постановление “О мероприятиях по обеспечению сохранности хлеба урожая 1948 г. на заготовительных пунктах Министерства заготовок и базах Министерства государственных продовольственных и материальных резервов”, а 20 ноября – второе постановление о ходе выполнения первого. Оба постановления, подписанные Сталиным, также не сработали. Опасаясь наказания, заведующие пунктов предоставляли ложные отчеты о качестве состояния зерна. Ввиду недостатка транспортных средств и перегруженности складов укрупненных пунктов, в 1948 г. вывозка зерна из глубинных пунктов почти не производилась. По неполным данным в СССР на 10 октября 1948 г. установлено самосогревание 611,5 тыс. т зерна. В восточных районах большое количество греющегося зерна имелось в Алтайском крае – 12,4 тыс. т, Красноярском – 8,1 тыс. т. В течение сентября и первой декады октября т. г. на отдельных заготовительных пунктах этих краев было обнаружено 14,7 тыс. т зерна ухудшенного качества. В Горьковской области в результате невыполнения правил сушки и совместного складирования сырого и сухого зерна только на 4-х проверенных заготпунктах контролерами было выявлено 530 т испорченного зерна. Директор зерновозы “Сибирская пристань” Гуткин “допустил” порчу свыше Ют зерна. Чтобы избежать наказания, он вывез испорченное зерно на один из складов на берегу Волги, где в половодье оно было смыто водой. По нашим расчетам, испорченного хлеба могло бы хватить для того, чтобы оплатить натурой выработанные трудодни голодавшим колхозникам России, Украины, Белоруссии, Молдавии. Вместо этого огромное количество зерна было загублено и списано. Прелое, проросшее зерно направлялось на потребление населению. Мука из такого зерна получалась непривычного цвета и запаха, а хлеб, как вспоминали очевидцы, не могли склеить самые опытные пекари»