– А почему бы и нет? Когда кто-нибудь теряет сознание, никто не спрашивает, есть ли тут писатель.
– Ну вот, опять твои мрачные шуточки. Отправляйся в университет, стань любимчиком профессора, войди в десятку лучших студентов, получи пропуск в библиотеку и на все студенческие мероприятия. В сорок лет. Знаешь, почему я не выйду за тебя замуж? Я бы так и так отказалась, потому что никогда не выйду за слабака.
Всего через несколько дней, одним очень мрачным утром декабря 1973 года, после того как он полночи тщетно пытался записать на магнитофон более вразумительный ответ Милтону Аппелю, Цукерман в ортопедическом воротнике спустился к почтовому ящику – проверить, зачем звонил почтальон. И пожалел, что не надел пальто – хотелось выйти на холод, на улицу, дойти до угла и прыгнуть с крыши отеля “Стэнхоуп”. Он больше не видел смысла оставаться в живых. С часа ночи до четырех утра с узкой пластиной электрогрелки, змеившейся по шее, он провел еще пятнадцать раундов с Аппелем. А теперь настал новый день: и что еще полезного он может сделать в эти нескончаемые часы бодрствования? Разве что куннилингус. Чтобы встала строго над, села строго на. Больше он ни на что не годен. Со всем остальным он напортачил. И что осталось – только это да ненависть к Аппелю. Затравлен матерями и ругает евреев. Да, болезнь сделала свое дело: Цукерман стал Карновским. Журналисты с самого начала это знали.
Вот только если прыгать, череп расколется. Малоприятное зрелище. А если он просто повредит позвоночник, приземлившись на матерчатый навес у входа в отель, то будет до конца жизни прикован к постели, и эта участь в сотни тысяч раз горше той, которая так тяготила его сейчас. С другой стороны, неудавшееся самоубийство если не сделает его полным калекой, то даст ему новую тему – тему получше, чем успех. Но что, если боль исчезнет на полпути вниз, уйдет туда, откуда пришла, выскочит из тела, пока он будет лететь с крыши – тогда что? Что, если в каждой яркой детали он видит новую книгу, новое начало? Вдруг это случается именно на полпути вниз? Что, если пойти в “Стэнхоуп” просто ради эксперимента. Боль либо пройдет до того, как я добреду до угла, либо когда войду в отель и буду ждать лифта. Либо пройдет перед тем, как я войду в лифт, либо я поднимусь на верхний этаж и пройду через пожарный выход на крышу. Подойду к парапету, посмотрю с высоты шестнадцати этажей на машины внизу, и тогда боль поймет, что я не шучу, что шестнадцать этажей – не шутка, что через полтора года пора оставить меня в покое.