Вы, пожалуй, и не догадаетесь, о чем это она: цепкой она называла цепочку, а авторучку — самописцем.
— Да у меня в жизни не было никакой цепки и никакого самописца. И вообще, чего вы все на меня взъелись? Никаких часов я тоже у вас не брал.
— Ах, не брал!.. Еще отбрехивается, гаденыш!.. — от бешенства бабуня вся тряслась и в выражениях не стеснялась. — И в кого ты такой уродился, дармоед проклятый! В доме ничего положить нельзя. На́, подавись, только не смей больше воровать, слышишь! — и она швырнула в меня каким-то узелком.
По глинобитному полу рассыпались старинные серебряные монеты, флакончики, очки тут же разбились, а у машинки для волос отломалась ручка… Да, это был тот самый мешок, который я обнаружил, когда прятал орехи. Из выкриков старухи и допроса, который учинил мне Игнатас, стало ясно, что из злополучной торбы пропали карманные часы с цепочкой и авторучка, которых я в тот раз и в глаза не видел.
— Не крал я, не трогал! — кричал, божился, клялся я. — Да я же из выручки на базаре ни копейки не утаиваю, а вы!..
— Кто тебя знает, может, и утаиваешь, тьфу, тьфу…
— Не верится что-то, — попыталась вступиться за меня тетя. — Ведь раньше у нас безделицы малой не пропадало.
— Так то раньше, а нынче он вон какой растет, совсем от рук отбился! — заорала старуха. — Кому еще у нас красть? Чужому не с руки. Как сейчас помню: сложила я всё в кучку, завернула и двойным узлом завязала. Чтоб знак какой-то приметный был. А сегодня вынимаю — узлом собачьим стянуто. Я сразу смекнула: не иначе этот пакостник тут рыскал. Развязала — того нет, этого нет…
— Лучше по-хорошему признавайся: трогал мешок? — вперился в меня дядя и в ожидании ответа даже лампу слегка накренил.
— Да, трогал, — признался я, — только ничего оттуда не брал. Хоть режьте, не брал, и все тут.
А бабуне этого только и нужно было. Раз я мешок нашел, развязал, значит, нечего и сомневаться — украл.
— Только и знает, что над книгами корпеть, тьфу, тьфу, и докорпелся на нашу голову! Сколько я вам долбила: нечего пастуху волю давать… Нет, чтобы прислушаться к святым словам. А теперь извольте радоваться, тьфу, тьфу…
Старуха выдохлась, Игнатасу тоже надоело вести следствие, все мы устали, я расплакался, уткнувшись лицом в ладони, и тогда тетя, зевнув, дернула дядю за рукав:
— Хватит на сегодня. Давайте-ка помолимся. И ты молись, — обратилась она ко мне. Проси, чтобы всевышний осенил тебя своей благодатью.
Все смолкли и разбрелись вдоль стен, чтобы помолиться.
Только я продолжал всхлипывать в своем углу, потому что мне не верили. Как мне их убедить, ну как?..