Делать нечего — у дяди от страха язык заплетается, меня посылает: «Ступай, Казя́лис, запряги им». А тетя шапку мне сует, шарфом обматывает и шепчет: «Только, бога ради, без коня не возвращайся…»
А на улице холодина!.. И боязно к тому же… Покуда запряг, пальцы так окоченели — никак оглоблю не привяжу. «Быстрее, быстрее!» — шипят сквозь зубы те. И принесла же их нелегкая! «Проедем немного и прикончат», — подумал я. Братья и в школе-то меня терпеть не могли.
Доехали мы до того места, где танк перевернутый лежал. Там они и вытолкнули меня в сугроб — ступай куда хочешь. Пригрозили только, чтобы держал язык за зубами. Я в плач: «Лучше пристрелите, — говорю, — как мне теперь домой без коня возвращаться?» — «Не хнычь, прикончить тебя мы всегда успеем, — говорят. — Беги домой, конь сам придет».
Тем временем из-за елок трое дядек вылезли. Двоих из них я узнал — тебя и Ва́йткуса-Пропойцу… Пранас велел тебе сломать прут для коня, кнут-то я дома оставил. Потом все вы в сани повалились и под горку помчались.
Я замолчал, не проронил ни слова и Игнас. Мне показалось, что он под мой рассказ уснул. «Может, оно и к лучшему, — подумал я, — не нужно мне было все выкладывать».
— Да, верно, — неожиданно подал голос Игнас. — Я был там и под утро пригнал вам коня.
— Той ночью бандиты избили учителя…
— Да.
— Выходит, и ты с ними, Игнас? Чего молчишь? Отвечай!
— Игнатас лошадь дал, — вполголоса сказал Игнас, — почему же ты не говоришь, что и дядя с ними заодно?
— Да, но его заставили. Я же тебе рассказывал…
— Вот видишь, а Балкус и без принуждения дал бы. Но он хитрый — по всей деревне бандитов рассылает. Сначала Вайткус-Пропойца заявляется, вынюхивает, нет ли посторонних, а следом и они. Тут салом поживятся, там переночуют. Балкус хочет, чтобы все вокруг им помогали чем-нибудь, чтобы все потом в страхе жили и помалкивали. А я в его доме нахожусь, они меня боятся, вот и заставляют вместе накачиваться или за возницу побыть, как тогда…
Я припомнил, что в тот вечер к нам и вправду заходил в разведку Вайткус по прозвищу Пропойца. Обросший, нос в порах, как губка. Выклянчил у тети глоток домашней водки, на травах настоянной, и говорит:
— Так-то вот, тетя… Съедим, что на столе, выпьем, что в чарочке, а завтрашнего дня дождемся — в кучу соберемся… Ложку взять не забудем, из одного котла хлебать будем… Табак и тот вырастим, чтобы зараз все накурились. Трубку величиной с кадку смастерим, натолкаем туда вилами табака, как навозу, сами вокруг усядемся и будем себе покуривать да распевать: «Петушок да курица в колхозе окочурятся…»