Деревянные башмаки (Сая) - страница 91

«И чего вы, полы, расскрипелись, чтоб вам пусто было! Днем небось не сприпите?..»

По стенам комнаты, где спали девушки, стояло двенадцать кроватей, посредине — длинный, покрытый зеленой бумагой стол. Низко над ним висел абажур, и я тут же смекнул: выкручу лампу, чтобы никто не смог неожиданно включить свет, и тогда смогу спокойно осмотреться, поискать, из-под какого одеяла виднеется головка Степуте. А то ведь можно в спешке поцеловать и не ту…

Я осторожно положил вишни на стол, потому что одной рукой лампочку не выкрутить — нужно же патрон придерживать.

Однако лампа была выкручена. Может, выключатель испортился или кто-нибудь из девушек не захотел нажимать на кнопку и выкрутил — что толку гадать. Важно, что из всего этого вышло. Не успел я прикоснуться к этой окаянной лампочке, как вдруг вспыхнул свет — точно обухом по голове.

В себя я пришел только внизу, у столовой. К счастью, девушек, судя по всему, эта короткая вспышка не разбудила — наверху было тихо.

Ничего не поделаешь, успокаивал я себя, вот нарву когда-нибудь ночью слив, преодолею страхи и все равно поцелую Степуте. А сейчас назад, в ложбину. Вдруг там уже воры гусеницами в ветвях шарят или ползают по грядкам с помидорами.

Пока я обходил сад и огород, небо посветлело, тревога улеглась, и сон заманил меня в теплицу. Боясь крепко уснуть, я устроился как можно неудобнее: не лег, а сел, обняв ружье, и низко надвинул на глаза шляпу.

Проснувшись, я решил, что поспал всего несколько минут, потому что мне даже не успел присниться сон. Но что это? Вокруг светло, припекает. Вот черт! Да ведь солнце уже сияет над самой крышей теплицы! А между прочим у некоторых воришек есть голова на плечах, знают, как сладок утренний сон…

Сердце у меня бешено забилось… Я выскочил наружу и стал осматривать все вокруг: не примята ли росистая трава, не натрушено ли под яблонями листьев. И вдруг спохватился: вроде чего-то не хватает… Ружье! Где мое ружье?! Неужели оставил его в теплице?

Нет. Напрасно ворошил я солому — ведь прекрасно помнил, как обнял его, стиснул коленками. Значит, меня бессовестно ограбили. Куда податься, что делать? Ведь рано или поздно все равно придется признаться. Чем не кот, которому мыши во сне усы обгрызли!..

На сердце навалились такой стыд, такой страх и досада! Я пошел к речке, умылся и стал прикидывать на свежую голову, что мне сказать Вайткявичюсу. Какие-то негодяи подкараулили меня и отобрали ружье. Ведь могло так случиться? А почему бы и нет? Я давай брыкаться, они меня за ногу, я — в крик, а они меня — по шее, по шее, и вот уже я, как сказал поэт, «лежу и на звезды гляжу»…