— Господа, то есть мужчины, не могли бы вы мне помочь? Нужны двое, чтобы...
Не успела возлюбленная Квазимодо закончить предложение, как рядом с ней оказались Воробьянинов и д’Артаньян.
— Значит, так, господа, — продолжала Эсмеральда, ничуть не удивившись ретивости мужчин. — Возьмите эту гирлянду. Натяните ее на уровне пояса. Сейчас я покажу то, что всегда показывала в новогоднюю ночь на парижских площадях. Я в танце пройду под этой натянутой гирляндой. Прошу ваши аплодисменты.
Мужчины захлопали. Эсмеральда, слегка согнув колени и прогнувшись назад, действительно прошла под веревкой с цветными флажками.
(Эсмеральда выполняет задание.)
Первым «бис» после выступления Эсмеральды крикнул Воробьянинов. Он стоял такой счастливый, словно сам только что прошагал, прогнувшись, под гирляндой. Но танцовщица не стала повторять свой номер, потому что на сцену вышла
Дездемона. Она, не взглянув на задрожавшего Отелло, произнесла трагическим голосом:
— Я тоже прочту стихи. Они про нынешний праздник — Новый год.
Она провела ладонью по горлу, вздохнула и начала читать. Это были действительно детские стихи. Но Дездемона читала их так, будто умоляла ревнивого мужа сохранить ей жизнь.
(Дездемона выполняет задание.)
После трагического выступления Дездемоны многие заплакали. Даже Отелло выдавил из левого глаза скупую мавританскую слезу. Но тут его толкнул в бок Раскольников. Он с табуреткой под мышкой тоже пробирался к сцене.
— Господа, — сказал Родион срывающимся голосом. — Я тоже буду читать стихи. Но прошу вас понять мою маленькую слабость. С детства я хотел быть выше всех. И в прямом и в переносном смысле. Поэтому всегда, когда меня просили прочесть стихи, я вставал на табурет. Простите меня великодушно, но иначе я не могу.
Раскольников взобрался на принесенную табуретку, отбросил назад волосы и, встав в позу Наполеона, с завыванием, характерным для раннего Маяковского или позднего Вознесенского, принялся выбрасывать в зал рифмы детского стихотворения: «Чу! Снег по лесу чистому...» Вообще-то это было даже не стихотворение, а текст песенки. Но Раскольников не пел, а читал. И в месте, где говорилось «срубил он», он взмахнул руками так, словно в них был топор, и замер.
(Раскольников выполняет задание.)
Родиона сняли с табурета и повели отпаивать кофе. Онегин, наблюдая эту сцену, вдруг громко сказал:
— Господа, может, хватит психоделической поэзии?
— Правильно! — поддержала его Любовь Яровая. — Разве так надо исполнять эту песню? Вот как надо ее исполнять!
И Любовь Яровая запела. Она пела ту же «В лесу родилась елочка», но почему-то на мотив «Вставай, страна огромная!».