– Станислав Никодимыч, вы умный человек и бесстрашный боевой офицер. Вы с детства представляете себя рыцарем на белом коне, поражающим дракона копьём, как это делал Георгий Победоносец. Вы хотите, чтобы именно таким вас видели окружающие. Так вот, Станислав Никодимыч, рыцарь не имеет права быть жестоким, ибо сам рискует превратиться в дракона. Рыцарь не может быть судьёй и палачом. Свобода рыцаря не в том, чтобы не сдерживать себя, а в том, чтобы владеть своими страстями. Сострадание есть высшая форма человеческого существования. Во времена всеобщего озверения это самая дефицитная благодать среди крови и огня, глоток жизни в царстве смерти. Оно же – источник славы, которой вы так жаждете. Подумайте над моими словами, когда проснётесь…
* * *
Дальше пошло по накатанной.
«Старая истина военных медиков, – повторял про себя Григорий заученные постулаты военно-медицинской академии, обрабатывая очередную рану, – лучший антибиотик – это качественная хирургия.» Ибн Сина и Александр Флеминг через тысячу лет после него писали, что тяжесть инфекции военных ран является результатом очень сильного разрушения тканей снарядом, что создаёт прекрасную питательную среду для бактерий, с которыми не могут справиться естественные защитные силы организма. И если хирургу удается полностью удалить эти омертвевшие ткани, инфекция становится совершенно несущественной. «Вот тебе, Гриша, и момент истины – доказывай это на практике!»
Распутину, вдосталь помотавшемуся по белу свету, нередко приходилось быть свидетелем того, как малоквалифицированный персонал оказывал медицинскую помощь раненым. Первой реакцией таких людей была попытка остановить кровотечение, «закрыв дырку». Если у них был шовный материал, они накладывали шов, а если его не было, затыкали рану марлевыми компрессами. После такой помощи гарантированно развивалась инфекция. Ее лечили частой сменой повязок и бессистемным назначением антибиотиков, напрасно расходуя дефицитные лекарственные средства. Конец печальной истории болезни – тяжёлая инвалидность после медленного выздоровления или острые осложнения и смерть пациента, что случалось чаще. Но это в «бантустанах» XXI столетия. А в начале XX века так работала вся военно-полевая медицина, поэтому летальный исход при ранении, считавшемся неопасным во Второй мировой, – печальная закономерность. Не было базовых правил септической хирургии – производить раннее, тщательное иссечение ран и их промывание, обеспечить дренирование, осуществлять отсроченное первичное закрытие ран. Последний постулат для медицины начала двадцатого века – просто ересь. «Как не закрыть рану? Вы что, вредитель? Это же противоречит всем правилам!»