Одним из безжалостно третируемых инженеров-самородков был Эдуард Брониславович Кригер-Войновский, назначенный управляющим министерством путей сообщения в декабре 1916 года. Кригер-Войновский не слыл чиновником-бюрократом, настойчиво избегал политики. Идеальная биография – не был, не состоял, не участвовал… В наши дни такого высококвалифицированного специалиста в области техники и технологии, превосходно подготовленного инженера назвали бы технократом. Наблюдая деградацию железнодорожных перевозок и понимая последствия паралича отечественного транспорта, он предложил на время хлебного кризиса централизовать и перевести железные дороги России в режим ручного управления, сократить или вовсе прекратить пассажирские перевозки и за счет высвобождения подвижного состава, разгрузки путей сообщения решить проблему «пробок» на железных дорогах для военных и хлебных эшелонов. Три тысячи пятьсот вагонов с зерном, безнадежно застрявшие в южных губерниях, в соответствии с планом Эдуарда Брониславовича, в середине февраля могли прибыть на Север и Северо-запад страны, но наткнулись на нерукотворное препятствие, не предусмотренное планом управляющего.
Камнем преткновения стал не менее активный человек Юрий Владимирович Ломоносов, заботливо и своевременно подсаженный к чересчур резвому министру в начале 1917 года заместителем. Его недюжинной воли и энергии хватало на внешне несовместимые занятия. Научную работу и управление кафедрой киевского политехнического института Юрий Владимирович прекрасно совмещал с участием в боевой технической группе РСДРП под руководством Красина, защиту докторской диссертации – с посильным личным вкладом в революцию 1905 года. Дворянское происхождение и прекрасная русская фамилия в голове Ломоносова органично сплетались с беззаветной любовью к Англии, куда он заблаговременно отправил на постоянное место жительства свою семью под гарантии получения британского подданства в случае точного исполнения поручений лондонских эмиссаров. В первый же месяц своего пребывания на новой должности Юрий Владимирович изобретательно растащил подвижной состав российских железных дорог по разным направлениям и регионам. Паровозы в большинстве своём оказались в азиатской части империи, а то, на чем они работают – уголь или дрова – в европейской. В этих условиях приходилось из оставшегося тягового ресурса выделять дефицитные машины и гнать их с углем и ремонтными бригадами на юго-восток, инспектировать, обслуживать, собирать в сцепки, перегонять в места назначения и сдавать поездным бригадам. А время, топливо и моторесурс неумолимо таяли. На станциях, тупиках и полустанках южных губерний томились хлебные эшелоны, в неприспособленных условиях лежало мясо, попадающее в паёк многим новобранцам из крестьян только в армии. Союзники, прибывшие в Петроград на конференцию, Ломоносова заметили, похвалили, но наградили и одарили других. Это было обидно. Московскому голове Челнокову англичане вручили британский орден Подвязки. Он первым публично ударил в набат: «хлеба в Москве осталось на пять дней!» Правительство одернуло паникера, но телеграмма попала в газеты. А цель в этом и состояла. Слово – не воробей, вылетело – не поймаешь, особенно, когда издания на корню скуплены правильными людьми, своевременно и умело сыпящими соль на раны паникующего населения.