Рот: И все же, разве судьбы Восточной Европы и Западной Европы не разнятся радикальным образом?
Кундера: Как культурно-историческое понятие Восточная Европа – это Россия, с ее специфической историей, укорененной в византийском мире. Богемия, Польша, Венгрия, как и Австрия, никогда не были частью Восточной Европы. С самого начала они участвовали в великих походах западной цивилизации, причем колыбелью готики, Возрождения и Реформации был именно этот регион. Именно здесь, в Центральной Европе, мощные импульсы для своего развития получила современная культура: психоанализ, структурализм, додекафония, музыка Бартока, новая романная эстетика Кафки и Музиля. Вследствие послевоенной аннексии Центральной Европы (или, во всяком случае, ее большей части) русской цивилизацией западная культура потеряла свой живительный центр притяжения. Это в высшей степени значимое событие в истории Запада нашего столетия, и мы не можем отмахнуться от того, что конец Центральной Европы, возможно, ознаменовал начало конца Европы как таковой.
Рот: Во время Пражской весны ваш роман «Шутка» и ваши рассказы в сборнике «Смешные любови» были напечатаны тиражами в 150 тысяч экземпляров. После русского вторжения вас лишили должности преподавателя в Академии кино и все ваши книги были изъяты из публичных библиотек страны. А спустя семь лет вы с женой побросали в багажник автомобиля кое‐какие книги и вещи и уехали во Францию, где вы стали одним из самых популярных зарубежных писателей. Как вам живется в эмиграции?
Кундера: Для писателя опыт жизни во многих странах – это щедрый подарок судьбы. Ты можешь понять мир, только если видишь его в разных ракурсах. Действие моей последней книги [ «Книга смеха и забвения»], которую я написал во Франции, разворачивается в особом географическом пространстве: события в Праге видятся глазами западноевропейца, а то, что происходит во Франции, видится из Праги. Это встреча двух миров. С одной стороны, это моя родина: в течение полувека она пережила демократию, фашизм, революцию, сталинский террор и распад сталинизма, немецкую и русскую оккупацию, массовые депортации, смерть Запада на своей территории. Поэтому она, склонившись под бременем истории, взирает на мир с изрядной долей скептицизма. С другой стороны, Франция: веками она была центром мира и сегодня страдает от дефицита великих исторических событий. Вот почему она упивается разного рода идеями радикализма. А на самом деле пребывает в лирическом, невротическом ожидании того, что ей еще выпадут какие‐то великие дела, а их нет и, увы, не будет.