Именно это обстоятельство и подвигло меня написать роман «Людское клеймо»: не события, которые могли или не могли произойти в манхэттенской жизни литератора-космополита Анатоля Бруайара, а реальное происшествие в жизни профессора Мелвина Тумина в шестидесяти милях южнее Манхэттена, в университетском городке Принстон, Нью-Джерси, где я и познакомился с Мелом, его женой Сильвией и их двумя сыновьями, когда я занимал там должность писателя-преподавателя в начале 1960‐х. Подобно замечательной академической карьере центрального персонажа «Людского клейма», вся почти сорокалетняя карьера Мела, ученого и преподавателя, была в одночасье очернена из‐за того, что он якобы оскорбил двух чернокожих студентов, которых никогда в глаза не видел, назвав их «призраками». Насколько мне известно, никакое событие, даже отдаленно похожее на это, не запятнало ни репутацию Бруайара, ни его длительную и успешную карьеру в высших сферах литературной журналистики.
Роман открывается сценой препирательств по поводу значения слова «призрак». В этом суть книги. Без этого не было бы романа. Без этого не было бы образа Коулмена Силка. Все, что мы узнаем о Коулмене Силке на протяжении трехсот шестидесяти одной страницы, начинается с того, что в него тыкают пальцем за громко произнесенное слово «призрак» в стенах колледжа. Это единственное, абсолютно невинное в его устах, слово – источник гнева Силка, его страданий и его краха. И все гонения на него, гнусные и беспочвенные, вырастают из этого слова, как и его бесплодные и в конечном счете фатальные попытки забыть об унижении и начать все заново.
Ирония состоит в том, что именно это, а не главный секрет его биографии (он – светлокожий потомок уважаемой негритянской семьи из Ист-Оринджа, Нью-Джерси, один из троих детей проводника железной дороги и медицинской сестры, который удачно выдает себя за белого с момента своего зачисления в американский военно-морской флот в девятнадцатилетнем возрасте), и является причиной унизительного крушения его карьеры.
Что до Анатоля Бруайара, служил ли он вообще на флоте? А в армии? Сидел ли в тюрьме? Закончил ли колледж? Состоял ли в коммунистической партии? Становился ли он тем или иным образом жертвой притеснений со стороны коллег? Понятия не имею. Мы вообще были едва знакомы. За тридцать лет я случайно сталкивался с ним считанные разы до того, как он в 1990 году проиграл долгую борьбу с раком простаты.
С другой стороны, Коулмена Силка убивают предумышленно, подстроив катастрофу автомобиля, в котором он едет вместе с явно неподходящей ему любовницей Фауни Фарли, женщиной с местной фермы, работающей уборщицей в том самом колледже, где он некогда был уважаемым деканом. Обстоятельства убийства Силка вскрывают массу фактов, которые становятся полной неожиданностью для уцелевших в этой автокатастрофе и предшествуют зловещей развязке романа на пустынном заледенелом озере, где происходит своеобразное выяснение отношений между писателем Натаном Цукерманом и Фауни, с одной стороны, и палачом Силка – бывшим мужем Фауни, психически ненормальным ветераном вьетнамской войны Лесом Фарли. И уцелевшие в автокатастрофе знакомые Силка, и его убийца, и его любовница – уборщица колледжа – исключительно плод моего воображения. Насколько мне известно, в биографии Анатоля Бруайара не было подобных людей и подобных событий. Я понятия не имел о любовницах Анатоля Бруайара и, если у него вообще были любовницы, не знал никого из них, как не знал, была ли в его жизни женщина вроде несчастной Фауни Фарли, которая с четырехлетнего возраста была жертвой домогательств мужчин и которая сыграла роковую роль в его жуткой судьбе – как это в книге сделала любовница Коулмена Силка. Я вообще ничего не знал о частной жизни Бруайара – ни о его семье, родителях, детях, родственниках, ни о его друзьях, браках и любовных похождениях, ни о том, какое он получил образование – а таким весьма интимным аспектам частной жизни Коулмена Силка посвящено практически все повествование «Людского клейма».