Это образование включало в себя наши с Иваном посещения мест, где его коллеги, подобно Ивану лишенные властями всех прав, трудились простыми рабочими, на что их мстительно обрек вездесущий режим. Как только их выкинули из Союза писателей, им запретили публиковаться, преподавать, выезжать за границу, водить машину и достойно зарабатывать, занимаясь тем, чем они хотели согласно своему призванию.
Вдобавок к этому их детям, детям мыслящей части населения, было запрещено посещать высшие учебные заведения точно так же, как их родители были официально изгнаны из литературы.
Кто‐то из тех отверженных, с кем я встречался и беседовал в Праге, был вынужден торговать сигаретами в табачных киосках, кто‐то – орудовать гаечным ключом, чиня водопровод, кто‐то целыми днями развозил на велосипеде свежую выпечку по булочным, кто‐то занимался мытьем окон или мыл пол в захудалых пражских музеях. Эти люди, как я уже сказал, были цветом чешской интеллигенции.
Так было, так происходит в странах, оказавшихся в объятиях тоталитаризма. Каждый день приносит новое душевное страдание, новый страх, усугубляя ощущение беспомощности и безнадежности, и все это сопровождается невообразимым подавлением свободы и свободной мысли в подцензурном обществе, которое и так уже связано по рукам и ногам и живет с кляпом во рту.
Повседневно совершались ритуалы деградации: нескончаемое истребление независимой личности, подавление ее авторитета, постоянное нарушение личного пространства, уничтожение безопасности, естественной потребности в спокойствии и стабильности перед лицом постоянной неопределенности и кажущейся нереальности происходящего. Непредсказуемость – вот новая норма, чей уродующий результат – неотступное чувство тревоги.
И усугубляет эту позорную ситуацию нарастающий гнев, который монотонно подтачивает тебя изнутри. Человек становится жертвой пытки гневом. Маниакальным бредом узника. Вспышками бесплодной ярости, опустошающей не только тебя – а еще твою жену или мужа, твоих детей, глотающих яд тирании с утренним кофе. Не знающая пощады травмирующая машина тоталитаризма выжимает из всего самое худшее и со временем, после многих дней, месяцев и лет отчаяния и ожидания финала всего этого ужаса, жизнь становится бременем слишком тяжким, чтобы его вынести.
Чтобы подсластить горькую пилюлю, расскажу вам одну историю из мрачной и далеко не веселой эпохи – и на этом закончу.
Вечером на следующий день после моей встречи с пражской полицией, когда я спешно улетал из Праги домой, Ивана арестовали прямо у него дома, замечу, не в первый раз, увезли и допрашивали ночью несколько часов. Но только на сей раз полицию интересовала не тайная подрывная деятельность его и его жены Гелены, их друзей-диссидентов и прочих баламутов, нарушающих беззаконный мир в стране. Нет, к облегчению Ивана, они расспрашивали его о целях моих ежегодных приездов в Прагу.