Рот: Я мог бы сделать Эми Беллет Анной Франк, и не думайте, что я не размышлял о том, как бы это осуществить. Но из этого ничего не вышло, потому что, говоря словами Синтии Озик, я не хотел «присвоить» Анну Франк и взвалить на себя слишком тяжелое бремя ответственности, хотя я лет за десять-пятнадцать до этого уже много думал над тем, как использовать в своей прозе ее историю, которая проникла в душу многих людей, особенно евреев моего поколения – и ее поколения. Но мне хотелось переосмыслить если не сам образ этой девочки – хотя и ее мне тоже хотелось придумать, правда, совсем не в том ракурсе, в каком ее изображали другие писатели, – то ту роль, какую эта девочка стала играть в представлении многочисленных чутких читателей ее дневника. Одним из них является мой главный герой, молодой Натан Цукерман, пытающийся свыкнуться с идеей, что он родился на свет вовсе не для того, чтобы быть для всех душкой и что впервые в жизни он призван на бой. Другой – авторитетный ньюаркский еврей, судья Ваптер, блюститель нравов местной еврейской общины, надзирающий за общественной моралью. И наконец есть еще несчастная сбитая с толку мать Цукермана, которую одолевают тревожные мысли, не стал ли ее любимый сын и впрямь записным антисемитом, мечтающим отринуть все хорошее, чему его учили.
Я изобразил людей, которые, как вы выразились, сделали из Анны Франк святую, но в общем я решил позволить молодому думающему писателю (которому в силу веских причин приходится ощущать и боль от угрызений совести, и целительное чувство самооправдания) придумать за меня этот сюжет. Внимательно читая ее дневник, молодой Цукерман берется представить Анну в ином свете – не как святую, требующую всеобщего поклонения. Для него встреча с Анной Франк имеет огромное значение не потому, что он встречается с ней лицом к лицу, а потому что он предпринимает попытку сочувственно вообразить ее себе как цельный характер – отмести ее бродвейскую версию и ее популярный канонизированный образ, предложить независимую трактовку и словно начать с чистого листа, вчитываясь лишь в ее слова, – что, возможно, является даже более трудоемкой задачей. Во всяком случае, вот как я решил проблему «присваивания» Анны Франк, которая ставила меня в тупик с самого начала работы над книгой.
Критиковали ли меня за такое ее изображение? Конечно, шипели на меня немало. Всегда шипят. Среди нас всегда найдутся люди, готовые чувствовать себя оскорбленными, готовые сокрушаться по поводу кощунственной книги, если книга замахнется на изучение объекта всеобщего поклонения или даже привычного пиетета, будь то историческое событие, которому дается нестандартная трактовка в художественном произведении, или политическое движение, или взрывоопасная идеология, или секта, народ, клан, нация, церковь, чья самооценка не всегда подкрепляется реальными фактами. Если все факты подгоняются под идею, не остается пространства для прозы (или истории, или науки), которая преследует отличные от пропаганды цели.