Вид из окна был унылый, даром, что столица. Даже столбы с проводами выглядели провинциально — деревянные, темные от пропитки, с белыми изоляторами на стальных крюках. Как у нас в Сосновке. И редкие прохожие в белоснежных одеяниях. И в небелоснежных. И в обыкновенных европейских костюмах — квартал, в котором размещалось посольство, был не из последних. Но и не из первых. Далеко не из первых.
Ну, и скажи я сейчас атташе о своих видениях — что он подумает? Ничего хорошего он не подумает. Может, я на солнце перегрелся, или просто побрекито.
И в самом деле, куда мне идти, одному в арабском городе? Заблужусь, как Геша Козодоев по Стамбулу, шьёрт побьери. Если то был Стамбул.
А гидом моим атташе явно быть не хотел. Или не мог. Действительно, целый самолет прилетел. Да хоть и половина — это же множество людей и множество проблем. Серьёзных. Не в деревяшки играть они будут. И потому в посольстве горячие деньки.
Но тут пришел… даже не знаю посольского штата, кто-то из обслуги. Местный, смуглый араб, и на ломаном английском спросил, не желаю ли я кофе или чего-нибудь ещё.
Я не стал выяснять, что стоит за этим «чего-нибудь», и согласился на кофе.
Кофе был отменный. То ли по-арабски, то ли по-турецки, но и крепкий, и ароматный. Вот только горький. Так и положено. Турки сладости к кофе вприкуску любят.
Но я был оставлен без сладкого.
14 мая 1976 года, пятница
— Под крылом самолета о чём-то поёт пустыня, пустыня моя… — звучал в голове Магомаев. Нет, он не пел эту песню на самом деле, но я, как музыкант, могу вообразить, что пел. И сейчас поёт.
А под крылом — действительно, пустыня.
Мы летели в Джалу — город, о котором в посольстве знали крайне мало. Да ничего не знали, если начистоту. Небольшой городок в двухстах километрах к югу от Бенгази. Кажется. Потому что на картах не значится. Промышленного значения не имеет. По некоторым данным, там находится одна из резиденций лидера Ливийской Революции полковника Муаммара Каддафи. Иностранцы в Джалу не бывают, и трудно было бы им там быть: для поездки нужно особое разрешение, которое пока никому не давали. Да никто и не просил, если честно. Потому что ведет туда грунтовая дорога, которая и не дорога вовсе, а так… верблюжий шлях. Связь с миром осуществляется авиацией. Ливийской, естественно.
Вот нас и переправляют — ливийской авиацией. Самолет, правда, наш, советский, Ан-24. Но экипаж ливийский. Военные летчики. В посольстве сказали, что они учились пилотировать в Советском Союзе. Что радует.
Нас, пассажиров, едва треть салона. Пятеро участников турнира. Остальные уже там, в Джалу, со вчерашнего и позавчерашнего дня. Несколько арабских журналистов. И еще военные. По своим делам летят.