Чтобы вернуться, сначала необходимо уйти. О «возвращении» Куба всегда ходило много разговоров, но в моем мире он никуда не уходил. Несмотря на тот некролог Кубу в The New York Times, я этого не чувствовал. Я никогда не смотрел на мир как на торговую арену, поэтому успех Куба не измерялся для меня долларами. В восьмидесятые годы мне не приходилось режиссировать события. Я был простым актером, а не звездой. Когда ты лишь часть репертуара, ты не можешь знать, сколько людей в зале и сколько билетов продано. Так что эти вопросы меня не касались.
Дело в том, что Куб продолжал существовать, даже без интервью, заоблачных продаж и огромного внимания СМИ. Шума стало меньше, а склады были забиты кубиками. Мы обсуждали предстоящий трехлетний период. Куб был объявлен мертвым в 1982 году. Но, как выяснилось, он не умер, а только спал. И к 1986 году произошло его воскрешение.
В те годы я был еще молод и не планировал завершать свой путь, для меня это было все еще начало жизни. Я не хотел быть бывшим, потому что не был им. Поэтому я начал придумывать другие головоломки. Я руководил фондом изобретателей. Моя жизнь того периода была наполненной и счастливой, а Куб тем временем планировал свой следующий выход. Первые признаки жизни появились в 1986 году, когда мы начали работать с новым дистрибьютором. Любопытно, что запасы, которые томились в магазинах, к этому времени исчезли, потому что люди стали его покупать, и появились новые заказы. Но устойчивый успех вернулся в середине 1990-х годов, а на рубеже веков Куб стал сильнее, чем когда-либо. Это не было повторением помешательства, не было лихорадкой или ностальгией. Это был стабильный, здоровый и непрерывный рост. Новое поколение подростков девяностых, многие из которых еще даже не родились в эпоху первого взлета Куба, увидело в нем нечто знакомое и в то же время новое.
С тех пор как Куб вошел в мою жизнь в Будапеште в 1974 году, я чувствовал себя похожим на старого резчика по дереву Джеппетто. Я наблюдал, как с ростом популярности мое творение оживает, наполняясь озорством и страстью к приключениям. Как и Пиноккио, мой Куб ушел от своего отца. Он не только стал независимым, но и показал себя во многих отношениях моей противоположностью. Куб любит внимание, а я нет. Он готов взаимодействовать со всеми, для меня это не всегда легко. Он амбициозен, а мне это несвойственно. Я могу показаться странным, описывая таким образом неодушевленный объект, но считаю, что каждый кубер независимо от того, новичок он в этом процессе или нет, развивает с Кубом определенные отношения. На пике первой волны его популярности вышла книга «Не очередная книга про Куб» (Not Another Cube Book), где была глава «Мы ненавидим Куб». Для меня это было важнейшим доказательством того, что он не только приятен или нравится людям. Они его любят.