Вернувшись в студию, Игорь приводит в порядок движение метронома. По дороге на ленч его ритм — более медленный, чем биение сердца — как галлюцинация отбивает минуты в голове Игоря.
Солнце стоит низко. С деревьев облетели почти все листья. В небе парит клин диких гусей.
Жозеф помогает Мари повесить на веревку белье. С постельным бельем трудно управляться. Жозеф держит мокрую простыню за один конец, Мари — за другой. Они вместе расправляют морщины. Держа в руках углы простыни, они приближаются друг к другу, будто исполняют торжественный танец.
Жозеф спрашивает:
— Она все еще не говорила тебе об отпуске?
Мари бормочет, зажав в зубах две прищепки:
— Нет. Не говорила. — Прищепки, установленные на равных расстояниях, бросают на простыню тени.
— Нам должны дать несколько дней до конца года.
— Тебе надо с ней поговорить.
— Мне?
Держа корзину с бельем на одной руке, Мари оборачивается к мужу:
— Да. Тебе.
— Но это ты бываешь с ней, ты ее горничная…
— У тебя это лучше получается. — На веревке белеют простыни.
— Спасибо!
— Да. Да!
— Проклятая ситуация настолько напряженная! Я чувствую, что надо ходить на цыпочках.
В сад выходят Сюзанн и все дети. Воскресенье, они не в школе. Они разбредаются в разные стороны. Федор играет с футбольным мячом. Вся группа — сплошь костлявые руки и сверкающие коленки, мелькающие из стороны в сторону. Похоже, дети вообще не замечают происходящего.
На пути к дому Жозеф говорит:
— Вот детей мне жалко.
— Знаешь, что как-то сказала Милена?
— Что?
Мари оглядывается, чтобы убедиться: их никто не слышит.
— Она сказала: «Коко собирается стать нашей новой мамой!»
— Что ты ответила?
— Ну конечно, ничего! А потом она спросила, выздоровеет ли когда-нибудь ее мама.
— Ох, бедняжка!
— Она все чувствует. Много плачет. Что-то ее очень волнует.
— Очень печально.
— А он, по-моему, ни о чем не задумывается.
Словно в ответ из студии Игоря доносятся звуки фортепиано. Ноты разлетаются над газоном лоскутами упавшего белья. Ритм — дискомфортный, синкопированный, яростный.
Уже войдя в дом, за кухонной дверью, Жозеф говорит:
— И музыка у него такая неубедительная, правда?
— Я уверена, эта музыка пугает детей. Во всяком случае, Сюзанн.
Гусиный крик с небес острием бьет по звукам фортепиано.
— Ничего удивительного. Меня она тоже иногда пугает.