— В такой прекрасный день у мужчины в петлице должен быть цветок, — говорит она.
В лице врача какая-то неуверенность. Коко снимает желтовато-коричневые перчатки и вдевает цветы в петлицы обоим мужчинам. Врач поправляет цветок.
— Мадемуазель, вы очень добры.
— Отчего и мужчинам сладко не пахнуть? — Коко поднимает лейку с длинным носиком.
Доктор расценивает это как возможность откланяться. Затем, притворившись, будто что-то вспомнил, он спрашивает:
— Может быть, вы предпочитаете все уладить теперь, мадемуазель?
Коко не собирается облегчать его положение. Она ведет себя покровительственно. После неловкого молчания она произносит с высокомерным участием:
— А, да! Конечно. И как себя чувствует бедняжка Екатерина?
В Игоре внезапно просыпается чувство преданности жене. Она не виновата в том, что больна. Она не всегда была такой, он хочет это объяснить. Игорь видит, что доктор вопросительно смотрит на Коко, пытаясь разобраться в сложных отношениях тех, кто живет в этом доме. Наблюдая, как взгляд его становится более жестким, как он все взвешивает, вычисляет и как приходит к какому-то заключению, Игорь ужасается тому, что круг людей, которые что-то знают и сплетничают, расширяется. Ситуацию необходимо исправлять.
Врач отвечает очень ровным голосом:
— Отдых позволит ей выздороветь.
Коко отвечает все таким же прохладным тоном:
— Хорошо, хорошо. Тогда давайте все уладим.
Уже на грани раздражения она ведет врача обратно в дом. Жозеф безучастно остается на месте. Глянув на него, Игорь без всякой цели тоже проскальзывает в дом. Он сдерживает инстинктивное желание все объяснить, что-то сказать. Но что? Он тут же понимает, насколько это глупо, и, пройдя по коридору, скрывается в студии.
В кухне громко бьют настенные часы. Мари моет посуду, Жозеф вытирает тарелки грубым белым полотенцем. Окна распахнуты, из студии Игоря доносятся звуки фортепиано. Из сада долетают голоса. На углу газона установлены новые качели. Дети подталкивают их, и качели равномерно раскачиваются.
— Не знаю, как быть со всем этим, — говорит Жозеф, размеренными движениями протирая тарелки.
— Не знаешь? — язвительно переспрашивает Мари.
Она погружает руки в мыльную воду и вынимает еще одну тарелку, с которой падают капли. За тарелкой следуют чашка и блюдце. Жозеф ставит их на стол.
— Она тебе что-нибудь говорила?
Мари хмурит брови.
— Конечно, нет!
— Я только спросил, — говорит Жозеф. Затем, меняя курс: — Я просто надеюсь, что ситуация не перехлестнет через край.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну как ты думаешь, мадам Стравинская знает?