Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы (Залыгин) - страница 43

>Глава шестая

Новая прическа

Она очень хотела бы близко познакомиться с самою собой нынешней, но это знакомство все откладывалось, и не было никакой уверенности в том, что оно когда-нибудь состоится. В то же время она очень не хотела и не могла оставаться в бездеятельности — надо было хоть что-нибудь делать с собою теперешней, современной.

И вот Ирина Викторовна решила заняться тем, что оказалось для нее доступным: своею внешностью.

Это было серьезно.

Конечно, она понимала, что не имеет никакого права сразу же, как будто ни с того ни с сего, перекраситься в какой-нибудь экстравагантный цвет или изменить тем строгим и экономичным фасонам, которых ей удавалось придерживаться чуть ли не с тех пор, когда она стала женщиной; тем более недопустимо было шокировать Василия Никандровича, но удивить и поразить его, когда он снова вернется к ней из Киргизии, еще раз открыть ему глаза на себя, отблагодарить его за возвращение, внушить ему, что их отношения неисчерпаемы, потому что она всегда будет находить в себе что-то новое для него — все это и еще многое другое не оставило в ней ни капли сомнения на этот счет. «Действовать!» — сказала она себе, чувствуя, что может сказать и больше: «Вперед! И только вперед!»

В общем-то отчаянный шаг, но разве вся ее новая реальность не была отчаянной?!

Так возникла задача из задач, если учесть, что свое решение она должна как-то объяснить дома, что деньжонок у нее на эту статью расхода было очень немного, и главное — самое главное! — что она могла ведь не только выиграть, но могла ужасно проиграть: вдруг в новом обличье она не понравится Никандрову?

В то же время — каким же это образом она могла оставаться с прежней внешностью, если все в ее душе и теле переменилось?

Мансурову-Курильскому, Аркашке и свекрови она объяснила, что ей до чертиков надоел весь тот вид, в котором она неизвестно почему существует едва ли не четверть века; но когда посмотрела на себя в зеркало, после очень долгих очередей и протекций сидя в кресле лучшей мастерицы едва ли не самого лучшего дамского салона, пришла в полное отчаяние:

«А что? Вот вполне сумасшедшая баба, и смотрите, люди, что она делает с собою? Кто из вас это способен понять и объяснить?!»

Между тем Сонечка Золотая Ручка, лучшая мастерица, непринужденно болтая, делала свое, кажется, роковое дело…

Ирине Викторовне стало горько и обидно: при чем тут разные люди, зачем ей мнение Золотой Ручки, когда имеет значение только один человек, ради которого и происходит все это светопреставление? И зачем ей было от добра искать добра — ведь этот человек уже неплохо отнесся к ней к такой, какой она была, а что-то будет теперь?