В здание «замка» заходить категорически не хочу — думаю, вы меня понимаете. Но внезапно вспоминаю позавчерашние стоны своей черешни. У нее в нашей комнате все приблуды для мейк-апа остались. Фантастично, да? Но это правда. Вот моя самураиха по ним и убивалась. Чуть до харакири не дошло! Я еще неуклюже подколол — что она киеренов сразить великолепием индейской боевой раскраски надеется — но почему-то понимания не встретил. Странно, правда? Что ж: пойду — гляну, раз уж такая возможность появилась. Удивлю и порадую дурочку. Может чего и сохранилось. Где же всё это сказочное богатство у нее лежало-то? В белой угловой тумбочке, кажется…
Открываю дверь и инстинктивно схватившись за рукоятку мачете, отскакиваю в сторону. Приглядевшись — с великим удивлением обнаруживаю в нашем бывшей «гнезде любви», сидящую в полной темноте на кровати бабуську. Ту — которую сам пару недель назад распорядился взять на телегу — по пути на встречу с казахами.
— Вы чего тут? — растерянно спрашиваю у старушки.
— Да я здесь остаться решила, сынок. С вашим другим главным и остальными не пошла. Решила: чего уж я буду, старая, под ногами у людей путаться да детишек обьедать. Время такое — лишний рот никому не нужен. А делать-то я ничего уже по-дряхлости, почти и не могу. Вот и осталась. Здеся помереть решила. Думаю — внучок Мишаня помер видать, раз не обьявился, ну а мне старухе для чего еще жить? А когда эти звери бешеные пришли — страшно бабке стало. Не захотела я от рук этих бесов смерть принимать. Вот и спряталась здеся под кровать, — старушонка еле слышно вздыхает, — А после, они народ на дворе построили — и слышу меня кличут. «Есть тут такая?», спрашивает ихний главный — тот, который в разуме. Поначалу решила — померещилось со страху, да старости моей. И еще жутче стало отчего-то. Ну и не обьявилась им.
Так два дня — без воды под кроватью и пролежала. Есть-то мне много и не хочется уже, а без воды — тяжеленько было. Терпела-терпела да и не выдержала: выбралась на свет. Пусть уже, думаю, эти лютые меня убивают — главное, хоть напьюсь вволю перед смертью.
Только выбралась — так и сразу на глаза этому здешнему старшему начальнику и попалась. Он-то не бешеный, хоть по повадкам и глазищам — тоже зверь настоящий. «Ты кто такая?» спрашивает. «Тебя я не помню». И за ножиком своим большим — уже тянется.
Тут я и призналась — как есть. Назвалась по имени и фамилии. И воды хоть глоточек перед смертью попросила.
Он глазами засверкал и чего-то задумался.
А потом и сказал мне — сидеть здесь и ждать. Воды принес. Еды дал. Свечку зажег. Отдыхай, говорит, бабушка — и больше ничего не опасайся… Ну а тут — вы. Вот им и не до меня стало. Всё!